не решаются. Ну и старых хозяев нужно как-то отыскать, а как? Мою же мысль обзавестись домиком в деревне Ефим Пантелеевич вообще не понял. Думаю, списал на городскую дурь. Потому что в остальном мы с ним вполне поладили, да и улов в основном достался ему – куда мне такое тащить? А так – довезли до самого дома на велике. Вернее – я довёз. И рыбу, и Фимку.
Возвращение домой не обошлось без неожиданностей – я не дождался мою Мусеньку у выхода из школы, когда закончились уроки. Оказывается, она, видимо, заразившись моим примером, сдала экстерном за семилетку и поступила в морской техникум на специальность судовождение. Но живет дома – приезжает на мотоцикле. И по утрам продаёт на базаре всё те же яйца. Так что видеться нам с ней удаётся только по выходным.
Мусенька всегда была очень способной – это и нашим детям передалось. Даже машину нашу водила чаще, чем я. То по магазинам, то с детьми куда-то завеется. Или на дачу – я-то обычно на работе пропадал или занимался с друзьями самодельным творчеством – летательные аппараты всегда были у меня на первом месте. А супруга больше хлопотала о семье. Так что, ничего страшного, если нравится – пусть ей будет от этого хорошо. Только вот на этой специальности готовят морских капитанов – неужели она планирует уходить в плавания и бросать меня на берегу?
Как ни странно – до лета тридцать восьмого мне, действительно, ни во что вмешиваться не следует. Мои кураторы – Конарев и стенографистка Наденька – давно не показываются на глаза. Вызывать в Горький меня решительно незачем. Почти два года нужно чем-то заниматься. Конечно же, я знаю, чем. Загвоздка во всё том же винте переменного шага. Дело в том, что у лётчика в воздушном бою достаточно много самых разных занятий – нет ни времени, ни сил ещё и на выбор оптимального угла атаки лопастей. Раньше эту проблему решали примитивно – ввели два дискретных положения, называемых «Затяжелить винт» и «Облегчить винт». Этим и пользовались. А у немцев были специальные автоматы, которые выбирали оптимальный угол атаки применительно к скорости, оборотам и высоте.
Вот за эту задачку я и взялся. Сначала построил графики на бумаге, потом нашел способ решения при помощи аналогового механического вычислителя – сделал макет приблуды, которая, в зависимости от положения трёх факторов, находила оптимальное положение. Ну и отписал товарищу Поликарпову о своих достижениях.
Тут и примчался товарищ Конарев. Первым делом выбандурил меня за то, что отправил письмо обычной почтой, а потом забрал и приблуду и все бумаги, вплоть до черновиков. И свалил – только его и видели. Как я понял – тема закрыта. По крайней мере – для меня. А ещё почти год нужно чем-то заниматься – я, действительно, не могу жить с незанятыми мозгами. Это словно проклятие такое, посланное вышними силами на мою голову.
Конечно, я занялся прицелом для бомбометания. Знаю, знаю – и без меня есть, кому это делать, но очень уж руки чешутся. Да и задача «вкусная». Высота, скорость, угол снижения при работе с пикирования. А ещё – направление и скорость ветра, и изменение плотности воздуха в зависимости от высоты. Теоретически всё это, пусть и громоздко, но решалось, а вот с практическим воплощением… оптика – вообще не моя область. Конечно, общую идеологию я приблизительно описал – был знаком с образцами сороковых годов. Но получилась такая рогопега!
На этот раз отписывать в Горький не стал – зашёл к отцу Николаю и попросил передать записочку «кому следует». Снова появился Конарев и выгреб у меня все бумаги, но на этот раз не ругался. Даже сказал, что по теме «приблуда» получены обнадёживающие результаты, и первые образцы обкатывают на УТИ-17. А с тем, куда передать материалы по «рогопеге», он разберётся.
Вот так и заполнил я период вынужденного ничегонеделания. Часто встречался с Мусенькой. По театрам её водил – в городе замечательный оперный. Купались, ели мороженое, в кино ходили – всё как у людей в период ухаживания. Хотелось, чтобы она чувствовала моё внимание. Ещё я частенько заглядывал к ним домой – меня тут всегда усиленно кормили, что моему организму насущно требовалось – за физическим развитием тела я следил тщательно и тренировок не прекращал.
За разговорами в кругу семьи подруги несколько раз затрагивал вопрос в том смысле: «А не перебраться ли вам всем гамузом в село под Горьким? Там и жить есть где, и зимой настоящий снег, вместо здешней слякоти!» Мусенька поддерживала мои инсинуации, видимо для того, чтобы я не чувствовал себя одиноким. Но предки упирались – тут и быт налажен, и хозяйство, и родня. Так что – разговоры оказались ни о чём.
Из писем от Чкалова я знал, что дела в Горьком идут по плану – Николай Николаевич ни в каких конструкторских конкурсах участия не принимает, с инициативами новых разработок не выступает и вообще сидит на месте ровно, послушно выполняя капризы военных. То добавит пушек на И-16, то поставит на него более мощный двигатель, то усилит конструкцию. Ещё выпускаются малыми партиями УТИ-17 и УТИ-16. Первый – с мотором водяного охлаждения, а второй – со «звездой», обдуваемой воздухом. Обе машины эксплуатируются в лётных школах и учебных частях.
О том, что Ильюшин разрабатывает штурмовик Ил-2, и о ведущихся модернизациях бомбардировщика СБ мне никто не докладывал – сам знаю. Но никакого интереса не проявляю – на этих направлениях ещё рано что-то менять – работы движутся в правильном направлении. А мне уже пятнадцать. Я достиг своего взрослого роста – метр шестьдесят четыре. Да и по весу от нормы отличаюсь незначительно, но юношеская худоба, которую не компенсируешь даже заметной мышечной массой, не позволяет мне выглядеть матёрым взрослым мужиком.
Зато Мусенька к своим четырнадцати чудо как расцвела. Смотрю на неё и облизываюсь. Но тревожить её разными нежностями не спешу. Приобниму изредка или чмокну в щёчку – о большем даже не помышляю. А она, мне кажется, ждёт дальнейшего развития отношений – очень уж интересно поглядывает. Однако сама не ластится, хотя ни разу не оттолкнула.
А на дворе уже май тридцать восьмого. Впереди ждут меня очень серьёзные испытания и ситуации, где без влияния организации, в которой трудится
