— О как… Значит, любите чертовщинку?
Полина уклончиво мотнула головой, не давая точного ответа. Любит ли она «чертовщинку», как выразился Геннадий? Не столько любит, сколько… относится к ней с уважением.
Она положила на тарелку оладьи со сметаной и омлет и направилась к столику, за которым уже сидела Настя. Геннадий со своей тарелкой устремился не к свободному, сервированному специально для него столу, а за Полиной.
— Можно, девушки, к вам присоединиться?
— Вы уже присоединились, — буркнула Полина.
— Скажите, все писательницы такие серьезные? Вы хоть бы улыбнулись, — игриво поиграл бровями Геннадий.
— Обстановка не слишком располагает к улыбкам, — отрезала Полина. Не в том настроении она находится, чтобы флиртовать!
— Не обращайте внимания на ее неприветливость, — вмешалась Настя. — Дайте ей спокойно поесть, и тогда увидите, как изменится ее настроение! Полина бука букой, когда голодная, а вот когда сытая — сама любезность.
— Настя! — Полина от возмущения чуть не поперхнулась соком. Такой подлянки от близкой подруги она никак не ожидала — сдала ее со всеми, что называется, потрохами. Ей совершенно неинтересно любезничать с этим молодым человеком. Вот позавтракают они сейчас и разбредутся каждый своей дорогой.
— Ну раз так… — рассмеялся Геннадий, но, к счастью, понял, что его обществу сейчас не особо рады. — Хорошо, если я вам мешаю, уйду.
— Да нет, можете остаться, — невинно заметила Настя, скосив глаза на торопливо жующую и делающую вид, что ее внимание полностью занято едой, Полину.
— Боюсь, испорчу вашей подруге аппетит. А мне очень хочется увидеть ее куда более любезной. Приятного аппетита!
С этими словами молодой человек взял свою тарелку и пересел за отдельный столик.
— И что на тебя нашло? — тут же зашипела Полина на подругу.
— А на тебя? Чем он тебе не угодил?
— Болтовней, когда я не настроена общаться и улыбаться.
— Ну, подарила бы ему пару улыбок — с тебя бы не убыло.
— Зачем?
— О господи, — закатила глаза Настя. — Похоже, ты уже настолько погрузилась в свой книжный мир, что разучилась общаться с представителями противоположного пола в реале. Смотри, вполне себе приличный молодой человек! Симпатичный, хорошо одетый, похоже, с престижной профессией.
— Ты что, мне его сватаешь?
— Да никого я тебе не сватаю, — воскликнула, забывшись, Настя, так, что их услышал сидевший за соседним столиком Геннадий.
— Тише ты, — одернула шепотом подругу Полина и осторожно скосила глаза в сторону соседа: смотрит или нет. Геннадий смотрел на них внаглую и ухмылялся. Конечно, слышал, о чем они тут спорили. Полина рассердилась и на Настю, и на этого Геннадия, и на себя саму за то, что от неловкости ее щеки тут же вспыхнули румянцем.
— Приятного аппетита! — громко пожелала подруга молодому человеку — вроде бы и вежливо, но с намеком. Не отвлекайся на чужие разговоры, ешь! Мало чем ее смутишь — смелую, яркую, уверенную в себе. Геннадий отвернулся и принялся черпать из тарелки ложкой гречневую кашу. Полина скосила на него взгляд. Настя права: симпатичный. Темно-русые волосы подстрижены будто вчера, на тонкой переносице — очки в дорогой оправе. Все детали гладковыбритого лица подобраны-подогнаны так идеально, что лицо казалось обработанным в фотошопе портретом. Так все гладко и ладно, что не за что зацепиться: скользнешь по лицу взглядом и… забудешь, перепутаешь с другими, увиденными на рекламных плакатах. Все в его внешнем виде было так безупречно, что казался этот молодой человек ненастоящим. Это там, в столице, ежедневно пробегает по бурлящим людским потокам и тротуарам множество банковских клерков — выпускников престижных вузов, сделавших к тридцати годам неплохую карьеру. А здесь, в глубинке, выбивался он своим видом так, как выбивался бы Кен на полке с советскими пупсами.
— Он какой-то ненастоящий, — шепнула Полина Насте. — Не находишь?
Подруга лишь пожала плечами, украдкой проверила свой телефон и тихо вздохнула. Полина бросила на нее сочувственный взгляд. Настя без аппетита подцепила вилкой кусочек омлета и отправила в рот. За соседним столом Андрей, наклонившись к сыну, что-то тому шептал. Судя по нахмуренным бровям мальчика и строгой морщинке над переносицей отца, беседа велась воспитательного характера. В какой-то момент Никитка стукнул кулачком по столу и упрямо выпятил нижнюю губу.
— Никита, ешь, что дают! — повысил голос отец, но, спохватившись, опять перешел на шепот.
Еда оказалась горячей, свежей и вкусной, но к гостям никто так и не вышел. Тишину нарушали лишь тихие переговоры да звяканье столовых приборов.
— Непонятный сервис, — высказал вслух то, о чем думали все, Геннадий. Отодвинул тарелку и сыто откинулся на спинку стула. — Наготовили и ушли, даже записки не оставили.
