– Она не знает, что он нам все доложил.
– Что ж, в таком случае, я должен поговорить с ним. Хотя, боюсь, одними словами он не отделается.
– Немного поздно строить из себя самца. Ты просто выставишь себя дураком, и это в лучшем случае.
– Уж простите меня – или не смущайтесь, если что, – но мне кажется, что вы не особо против этого всего.
– Скрывать это бессмысленно, но и чтобы признать, нужно мужество. Мы восхищались им. Если вам доведется хоть раз встретиться, ты сразу поймешь почему.
Я уже подумываю сказать, что встречался с ним и не слишком впечатлился, как она без тени сострадания добивает меня:
– Конечно, некоторые ожидания всегда завышены. Но я верю, что есть вещи, которые матери видны лучше. Даже Уоррен не сразу понял. Но ты бы понял… если бы увидел Марка и Николаса вместе. Они
И вот я замолкаю. Какой бы страшной правда ни казалась, я вдруг осознаю, что лицо у Марка куда более вытянутое, чем у Натали. И в этом они с Николасом взаправду похожи.
Заставка компьютера милостиво убаюкивает мои спутанные мысли плеском фальшивых волн. В конце концов вопрос, который я давно хотел озвучить, сам пришел мне на ум:
– Слушайте, не хочу показаться излишне любопытным, но зачем он вам сказал об этом?
– Мы сами спросили его. Мы столкнулись с ним, когда ходили по магазинам в поисках нового компьютера для Марка. Я сразу заметила сходство.
– И где вы его спросили? Прямо в магазине? На улице?
– Не все люди ищут славы, Саймон. Кто-то все еще печется о приватности. – Не успел я парировать, что и сам особо не люблю ворошить грязное белье, как она сообщает: – Мы пригласили его домой и заставили дать честное слово. Еще есть люди, для которых «честь» – не шутка, не пустое слово.
– Послушайте, у вас нет никаких причин…
– По твоему лицу видно, что причины
– И вы использовали его как приманку.
– Не самые лучшие слова, Саймон. Я просто пригласила свою дочь на встречу с отцом ее ребенка.
– Я вообще хоть как-то был упомянут?
– Мы сообщили Николасу, что она встречается с коллегой по работе. Сама она ни слова не сказала о тебе.
Если даже еще остались какие-то вопросы, я был не в настроении задавать их. Уж точно – задавать их Биб. Наверное, это видно по моему лицу – раз уж она нашла повод подняться с кресла.
– Надеюсь, я дала тебе достаточно информации для размышления, – говорит она. – Да и потом, тебе нужно работать. Оставляю тебя одного.
Но, пусть я одинок, сейчас я не один – со мной весь огромный Интернет, благодатная среда для столь же опустошенных и сбитых с толку. Я тянусь за мышкой и делаю вид, что весь погружен в работу, и тут рука Биб аккуратно опускается на столешницу.
– Прости меня за то, что я сейчас скажу, – изрекает она, – но из-за тебя это место стало выглядеть дешево.
Она уходит. Сейчас ее поступь ни капельки не похожа на легкие шаги Натали. Дверь закрывается, и все звуки в комнате всецело подчиняются компьютерным волнам. Их пульсация слишком уж напоминает хихиканье – не самое плохое звуковое сопровождение для размытого отражения моего лица, изуродованного лишенной веселья улыбкой.
16: Знамения
Я поднимаюсь по эскалатору. Мимо меня проплывает вниз восемь ступенек детишек, зажатых между двумя женщинами. То ли где-то там, наверху, торгуют аквагримом, то ли они участвуют в каком-то представлении. Возможно, все дело в приближающемся потихоньку Рождестве, хоть я и не понимаю, какая роль им выпала – может, комиков на вечеринке? Неужто им велели лишний раз не двигать лицом, чтобы не смазать грим, или он такой жесткий, что сковал их, как гипс? Парад неестественно белых маленьких лиц в зловещем молчании уносится вниз, и тут меня отвлекает Марк:
– В школе спрашивают: ты мой папа?
– Просто они никогда его не видели.
– Я тоже, – его взгляд становится мечтательным. – Но мне и не хочется. Мне хотелось бы, чтобы им был ты.
Меня охватывает иррациональное – жестокое – искушение вывалить ему всю правду, и мне стоит огромных усилий сказать:
– Но это не я. Хоть я и хотел бы. Осторожней, Марк.
