– Совсем ум за разум зашел? Хочешь навернуться со мной на пару?

– Хочу помочь ей! Отпусти!

Мама ахает в темноте.

Наверное, из-за внезапно разлившегося в зале света.

Сцена вдруг озаряется – словно наконец началось представление, на которое собрались слепленные из снега зрители. Но это лишь лунный свет, косо падающий сквозь разошедшиеся тучи через пробоину в крыше. В сером полумраке я вижу ее. Ее рука по локоть погружена в рассыпавшуюся голову снеговика, прислоненного к стенке – того самого, к которому она шла. Что ж, неизвестному скульптору хотя бы не пришлось таскать снег в зал – он вполне мог нападать сквозь дыры прямо сюда. Это обстоятельство, впрочем, не проясняет, кому могло прийти в голову вылепить зрителей и ряд молчаливых актеров, застывших на лунных подмостках.

– Какие забавные, – почему-то полушепотом произносит мать. – Что это такое?

У меня нет ответа на вопрос, но они мне не нравятся – это точно. У третьей фигуры не хватает головы, и я, невольно вспомнив фильм с Табби, передергиваю плечами. Мне кажется, что голова все-таки есть – просто она спрятана в складках снежного воротника и прямо сейчас, неспешно раздуваясь, появится над ним… с улыбкой.

С моего места не видно, что там с лицами у остальных четырех фигур. Но выяснять почему-то не хочется. Просто нет желания.

– Это снег, мам, – говорю я, чувствуя фальшь в своих словах. – Снег, вот и все. Пойдем отсюда, пока луну не затянуло.

– Да, Сандра, сворачивай этот цирк, – командует отец.

Сомневаюсь, что именно его тон сподвиг ее на спешное отступление. Я иду за ней следом, и пятно света под нашими ногами стремительно уменьшается – тучи снова застилают небесный свод. Уже у дверей нас настигает звук, и я оборачиваюсь к сцене.

Голова одной из фигур развалилась. Упала на подмостки с отчетливым шлепком – однако не рассыпалась комьями снега, будто материал вдруг обрел некую упругость, снегу совсем не свойственную. Тьма стремительно заволакивает сцену, и мне уже не видно, что происходит с остальными фигурами, но, если верить звукам, с ними точно творится что-то не то. Они не то рассыпаются одна за другой, не то как- то перестраиваются. Мать вдруг замирает, словно происходящее во тьме сковало ее морозом, но, когда я пробую взять ее за руку, понимаю – она пытается зажечь фонарик.

– Не беспокойся, – говорю я в тон отцу, разве что не так уверенно. – Пока что нам видно.

Это не совсем правда – видно чертовски плохо. Громоздкая фигура отца застыла в проходе, загораживая остатки полусумрака, проникающего из театрального вестибюля.

– Чего встал столбом? – на этот раз право ворчать переходит к матери. – Иди уж, раз хочешь, чтоб мы отсюда ушли.

Отец не двигается с места. Неужто он выбрал именно этот момент, чтобы наглядно доказать нам, насколько стар для подобных авантюр, или причина в том, что он услышал те же звуки, что и я? Мне не хочется думать, что это ответная реакция на слова матери, но судя по звукам, кажется, будто фигуры в креслах у стен тоже рассыпаются. Рассыпаются медленно, смакуя процесс, обращаясь во что-то новое и менее безобидное. Отец все еще стоит как вкопанный, мать предпринимает последнюю попытку включить фонарик, а меня вдруг неудержимо начинает влечь серый прямоугольник приоткрытых дверей, ведущих на улицу, к спасению.

– Скорее, мам, – говорю я. Я прекрасно понимаю, что быстро идти без вреда для себя она не сможет – но во мне крепнет ощущение, что сам этот мрак сковал нас.

Мы снова проходим мимо кассы. Бледный пульсирующий пузырь, приникший к стеклу изнутри, – это, конечно, всего лишь мое разыгравшееся воображение. Я не свожу глаз с двери, но она так и не захлопывается, запечатывая всех нас внутри, в этом враждебном здании, на веки вечные – мы спокойно выходим на улицу и натыкаемся на собственные следы, еще не запорошенные снегом.

– Фух, ну и приключеньице! – восклицает мать у самой машины.

Отец выразительно смотрит на меня, забираясь на водительское сиденье «мини».

– Мне понравилось, – считаю я своим долгом ответить.

Мать залезает следом и смотрит в мою сторону, когда я открываю автомобильную дверцу:

– Как думаешь, не лучше ли будет закрыть двери в театр? Чтобы детки не пострадали.

Я не вижу никаких «деток». Я вижу машину, выглядящую неуместно на заброшенной улице и изолированную ближайшими работающими фонарями в нескольких сотнях ярдов отсюда. Я спешу через скользкий тротуар, хватаю край дверной доски и сильно-сильно тяну. Дверь некоторое время сопротивляется моим потугам, а затем уступает, выдавив за край какую-то рыхлую ткань, скользнувшую по кончикам моих пальцев. На ум приходит неправомерное сравнение с прощальным поцелуем влажных распухших губ. Доски грохочут, но я умудряюсь не впасть в позорную панику, возвращаясь к родителям без лишней спешки. Отец уже завел машину и отчалил от тротуара даже раньше, чем я успел сесть.

– Что теперь будешь делать, Саймон? – спрашивает мать.

Кажется, недавняя паника на нее совершенно не повлияла – я даже задумываюсь, нет ли у матери провалов в памяти.

Вы читаете Усмешка тьмы
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату