Олег оглянулся. Над громадным телом Капрала, громоздящимся на покрытом темной кровяной коркой снегу, покачивался на корточках Костя Кастет. Механически покачивался, обхватив руками затылок, вдавив лицо в колени. Покачивался и монотонно, без смысла мычал.
– Я все-таки не понимаю, товарищ инструктор, как же получилось, что никому не сообщили о вашем участии в операции. Накладка же могла выйти!
– А я и не участвовал, Артур, ни в какой операции, – просто сказал Олег.
– То есть? – не мог все поверить Казачок. – А вчерашним вечером в гостинице? Теперь понятно, что это ваша работа была. Не вы там разве были?
– В гостинице? Я. Где еще, по-твоему, останавливаться гостю города, как не в гостинице?
– Что? – окончательно запутавшись, беспомощно вопросил Артур.
Олег снова оглянулся, прежде чем ответить.
– А уже ничего, – сказал он. – Все кончено, Артур. Кто должен был сделать выбор, сделал выбор. Не такой, как мне… и многим бы хотелось, но… Это его право. Право воина и командира… – добавил Олег.
– Хорош командир, если своих людей… – бормотнул Казачок.
– Он их не бросил, – уточнил Трегрей. – Он просто передал командование.
– Кому?
– Ты знаешь, что такое жертва? – спросил вдруг Олег.
Артур уставился на него, сбитый с толку неожиданной переменой темы.
– Жертва, – сказал Трегрей, – это единственное, что осмысливает жизнь. Отдавая место и силу для новых ее циклов.
– Не понимаю…
– Придет время, поймешь и это. А сюминут тебе надобно понять другое…
Жилка на виске Олега дрогнула, четко обозначив голубой зигзаг под кожей. Он заглянул в глаза Казачка и, помедлив, немного отпрянул. Голова Артура дернулась. Со стороны было похоже, что взгляд Трегрея крючком зацепил и потащил наружу нечто спрятанное в голове его собеседника.
И лицо Артура Казачка вдруг исказилось мукой.
– Я ведь свой долг выполнял! – быстро-быстро зашептал он, ухватив Олега за куртку. – Делал то, что должен был!.. К чему меня готовили, чему учили… И вы, в том числе, учили: «Следует служить своей стране, жить во благо ее, а не для себя одного…» Не ваши, что ли, это слова? Я… разве для себя? Я страну защищаю!
– А они? – негромко спросил Олег. Точно толкнул живую мысль Артура на соседние рельсы.
– И они… тоже! – жарко согласился Казачок. – Они не враги! И они искренне хотели, чтобы стало лучше, чище… Я знаю! Я жил среди них, дрался плечом к плечу, ел и спал рядом с ними. Они ведь товарищами моими стали. Настоящими. А я так с ними… погано… Но ведь иначе было и нельзя, да?
– Иначе было нельзя… – медленно повторил Олег.
– Почему так получается, что нам обязательно надо воевать друг с другом? Мало ли других… истинных врагов?
– Долг – есть Долг, – сказал Трегрей. – И ты свой исполнил до конца. Капрал – мертв. Для тех, кто послал тебя сюда, он боле не опасен. А вот товарищей своих ты еще можешь спасти.
– Да? – жадно спросил Артур.
– В твоих силах сделать так, чтобы действия этих ребят в автозаке квалифицировали как обычное хулиганство, а не как очередное разбойное нападение членов организованной преступной группировки. В твоих силах сделать так, чтобы остальных дружинников не преследовали…
Казачок с испугом замотал головой:
– Ты что? Нет! Нет! Я эти дела не решаю!
– Ты не решаешь, – подтвердил Олег. – Но твой брат – решает. Вы воспитывались в одной семье, Артур. А следовательно, он получил тот же набор жизненных ценностей, что и ты. И я верю, что ты сумеешь помочь ему… Как я сюминут помог тебе.
Артур Казачок вдруг вздрогнул, ошарашенно огляделся по сторонам. Потом посмотрел на Олега с каким-то стыдливым испугом, как смотрит человек, которого неожиданно застали голым.
– Что… это было? – хрипло спросил он, ощупывая голову.
– Я уже сказал. Я напросте помог тебе. Помог понять. И еще одно. Я передам тебе полную информацию по подпольной империи Ломового. Люди, схемы, факты, документы, счета… Думаю, эта информация сойдет за выкуп.
Казачок, кажется, пришел в себя.
– Что ж, – проговорил он. – Думаю, сойдет… Но многого, вы понимаете же, даже и брат сделать не сможет. Но все, что в его силах, он сделает. Я это обещаю.
Эпилог
С того времени, как они вернулись в Саратов, шел уже седьмой день.
Сомик отступил от пышущей жаром плиты, вытер мокрый лоб рукавом белоснежного халата, взглянул на свои часы.
