Радости у меня было столько, что на была готова уже выплеснуться наружу. Чтобы хоть как-то это сдержать, я даже прикусил губу. Однако этому не суждено было случится, как и не суждено было мне дослушать до конца песню, навсегда впавшую мне в душу.
Резко остановив музыку, меня в плечо сильно пихнул Антон. Я резко сняв наушники, удивлённо посмотрел на него, а тот лишь глазами переадресовал направления, указывая на противолежащий нам вход с огромными обтёртыми занавесями.
Оттуда шагал Иван, держа в руках по подсумку и нахлобучив себе на плечи по ещё одному автомату.
Голова его была повешена, однако, приблизившись ко мне с напарником примерно на пять метров он, резко выпусти всё из рук, твёрдо сказал, схватив за ремни про скользившие до его кистей автоматы:
– Я иду с вами! – и тут его глаза, на сей раз полные решимости и некого отчаяния, посмотрели прямо на меня.
– Действительно, автомата у него три, – спокойно отреагировал Антон, уже успевший сосчитать весь боекомплект, который нёс нам пацан.
У меня на душе было по прежнему легко и беззаботно. Поэтому я, стараясь не думать о вышесказанном, просто встал, прошёл эти самые пять метров, медленно нагнулся к полному подсумку и взял его. Затем, выпрямившись, схватился за цевье 74-ого АКМа с оптическим прицелом и, чуть поднапрягшись, выдернул его из руки подростка, который уже, по звукам, чуть ли не начал плакать, понимая, что план идёт к провалу.
Идя обратно увидел, как с той же целью двигается и Антон.
Но ещё через пару секунд сзади, уже почти навзрыд, раздалось:
– Чёрт вас дери, вы можете ответить?!...
Я остановился, с грустью замечая, как охранники на зрительских местах медленно поднимают стволы своих оружий.
– Если ты потерял брата, то это отнюдь не значит, что ты научился стрелять, парень, – спокойным, но твёрдым и непоколебимым, голосом заметил охотник, идя за мной.
– Может быть. Но это точно значит, что я больше не побоюсь нажимать на курок… – со злостью проговорил плачущий подросток.
Я обернулся взглянуть на него. В глазах всё ещё горела не крушимая решимость и стойкость, какую он раньше никогда не проявлял.
Этот взгляд мне понравился, но, кончено, только на него я опираться не мог, однако в моей голове всё ещё витала та самая песня. Поэтому я, недолго думая, взглянул на Антона, который, пожав плечами, в ответ посмотрел на меня, будто отвечая: “Сам решай”.
Я и решил: усмехнувшись, развернулся и двинулся дальше, бросив притом Ивану жест рукой, красноречиво говорящий, что надо “следовать за нами”.
Потом раздалось некое копошение, радостный вздох и что-то ещё, чего я уже не слышал: повесив автомат я, взявшись за рукоять, шёл вперёд и просто напевал ту “знакомую” песню.
Когда же со мной выровнялся Антон, я лишь краем глаза заметил, что он нечто собирался спросить. Но сейчас я ни о чём думать не хотел. Вместо этого я, двигаясь по сколоченному, пресловутому коридору к выходу, протянул ему его же наушники, просто поблагодарив:
– Спасибо, – и вырвался чуть вперёд.
Этого было достаточно.
* (Прим. Автора) Песня горячо любимой мною группы Buhar Jerreau под названием “Знакомая песня”. Настоятельно рекомендую к прослушиванию.
Как ни странно, злополучный мост с катером мы прошли довольно быстро.
Никто не посмотрел вниз, ни разу. Даже я просто взял да и прошёл, действуя скорее на инстинктах чем на здравом уме. В общем, всё как-то само собой получилось, что, собственно, и хорошо.
Стоял примерно полдень. Туман сгустился, и от прежней его расхлябанности не осталось и следа: вновь видимость лишь на пять метров вперёд. Однако меня в данный момент это мало волновало: идя первым, и даже не замечая этого, я раз за разом прокручивал у себя в голове слова песни незнакомой мне группы, которую недавно дал мне послушать Антон.
Нашёптывая их про себя, вспоминая быстрый темп музыки и радостные голоса исполнителей, я непроизвольно, совсем малость, подскакивал на месте, продвигаясь таким образом вперёд, особо не смотря по сторонам. Сейчас я осознаю, насколько я тогда глупо и опасно поступал, однако в то же время с теплом внутри и вспоминаю, насколько мне тогда было хорошо…
Однако долго подобное длиться не могло, что и хорошо.
Пройдя ещё метров двести, когда туман завуалировал нас полностью, в голову вновь начали лезть неясные мольбы, вскрики, вздохи и обычный шелест, идущий не пойми откуда. Всё это пугало и студило кровь в жилах, притом затормаживая мысли.