— Я выглядеть его не смог.
— Дома у него никого не было, думал, что он с семьёй в своём таборе, который ему разрешили собрать, послал и туда гонца. Должен был успеть, но потом так завертелся, что забыл и про гонца и об Острянице. Может он занемог, потому не приехал?
— Возможно и заболел. Только есть у меня какое-то нехорошее предчувствие…
— Вам, колдунам, виднее. Сегодня же учиню розыск.
— Да не колдун я! Сколько раз можно об этом говорить?
— Ага, а я святой инок.
Аркадий махнул с досады рукой (сплюнуть не решился). Ладно, когда его колдуном считают простые казаки, но атаманам же он всё сам рассказывал…
Уже по пути домой, Аркадия, шедшего с Васюринским, опять перехватил Хмельницкий. Попаданец полз домой совершенно без сил и уж, тем более, не был настроен на общение со знаменитым хитрецом. Васюринский относился к нему также сложно. Признавал храбрость и воинскую доблесть, но не любил за ту самую хитрость. Умел Хмельницкий выглядеть хорошо в глазах и ваших и наших. Однако пришлось Аркадию пригласить Богдана Зиновия к себе на чарку горилки.
В гости нынешний кошевой атаман Сечи напросился желая узнать больше о новых винтовках. Отговорки Аркадия на совете его не удовлетворили. Куда денешься, ссориться с таким человеком — рисковать всем делом. Пришлось попаданцу выкладывать правду.
Делать сложные, с колесцовым замком, винтовки в Диком поле было некому. То есть было несколько кузнецов, дай им токарные и сверлильные станки, справились бы. Тратя на это всё своё время. Куда эффективней было сделать дульнозарядные винтовки с простым, кремнёвым затвором, но стрелять из них пулями Минье, не нуждающимися в забивании молотком. Кстати, и летели такие пули вдвое дальше обычных шариков. Новацией Аркадия был и много меньший калибр новых винтовок. Особенно, по сравнению со всеми армейскими ружьями того века. По его прикидкам пули Минье и всего сантиметровый калибр ствола станут популярными уже через несколько лет после того, как появятся в сражениях. Для добивания турок новые винтовки были не обязательны, а поляки не успеют выдвинуть казацкому войску адекватный ответ. Но светить новое оружие раньше времени не стоило. Хмельницкий, выслушав пояснения попаданца, с ним согласился. Вполне возможно, его привлекала мысль о возвышении в войне с Польшей. Беседа прошла мирно и дружески, Аркадий и Богдан договорились больше друг другу не выкать. Не смотря на словесную стычку днём, попаданцу было приятно стать приятелем знаменитости. Но о работе над капсюльным унитарным патроном он не обмолвился ни словом.
Когда правозащитники не видят…
Чечня, горное пастбище, 2000 год от р.х
Русских солдат здесь явно не любили. Нет, точнее будет сказать, русских, а также других неверных, здесь не любили и презирали. И это Аркадия ни капельки не удивило, насмотрелся он на чеченцев ещё на улицах русских городов. Но самое странное, эти чеченцы, вдали от телекамер западных журналистов и готовых грудью стать на их защиту (зная, что ничего этой груди не угрожает) правозащитников, вели себя вызывающе. Нормальные люди небритых, злых вояк, не отрывавших рук от оружия, должны были бояться по определению. Особенно, на горном пастбище, вдали от СМИ и любого начальства. Будь Аркадий менее усталым и злым, наверное, он бы поостерёгся. Но история, как он тогда думал, не знает сослагательного наклонения. Случилось то, что случилось.
Его взвод, среди многих прочих, несколько дней лазил по этим, по ощущениям вполне вражеским, горам, дважды подвергался обстрелам из леса, чудом не приведшим к ранению или гибели солдат. До этого пастбища он добрался с одним из отделений своего взвода, и не надо было быть выдающимся физиономистом, чтобы из опасения за собственную жизнь, вести себя с русскими солдатами предельно вежливо. Однако, то ли из-за недостатка ума, то ли из-за избытка гордыни, но большая, семь человек, чеченская семья, от пожилого главы семьи, до его внучек и внучат, встретила русских откровенно недоброжелательно. Плотный, но не толстый, среднего роста, с густой проседью в бороде, но вряд ли достигший возраста аксакала, чеченец сразу сообщил солдатам, что здесь живут близкие родственники САМОГО Кадырова, а его два сына допущены до охраны тела нового лидера Чечни.
Но солдатам, и их командиру, в тот момент чихать хотели на человека открывающего ногой двери в самый главный кабинет России. В ответ на враждебную встречу, они устроили у чечена, при полном попустительстве командира, тщательнейший обыск, трудно отличимый от погрома. В ходе которого вскоре нашли яму с русскими рабами. Двумя живыми и одним мёртвым. При осмотре трупа бросились в глаза следы жесточайших побоев, скорее всего палкой. Освобождённые рабы, увидев своих солдат, взахлёб стали рассказывать о зверствах чинимых всеми членами чеченской семьи над ними и другими русскими, к тому дню уже замученными на смерть. Окончательным приговором чеченцам стал выкрик самого юного из них.
— Вы не посмеете нам ничего сделать! Убирайтесь прочь, грязные урусы! Я…
Автоматная очередь сбила юного гордеца на землю и услышать что он хотел сказать никому суждено не было. С несколькими дырками в лёгких не очень то поговоришь. У одного из солдат не выдержали нервы. Его очередь послужила толчком к действиям другим. Застучали автоматы остальных солдат и чеченцы, сбившиеся к тому времени в кучу, попадали один за другим. Вслед за хозяевами пали и охранявшие стадо овчарки, единственные, кто пытался оказать здесь сопротивление расправе.
У Аркадия нервы были крепче, он стрельбы не открывал. Стоял и наблюдал за расстрелом женщин и детей. Теперь ему предстояло решать, что делать дальше. Пытаться свалить вину за преступление на подчинённых было не только бесчестно, но и глупо. Виновен в таком случае всегда командир. Тем более, если правда то, чем хвастался чеченец, родство расстрелянных с Кадыровым, смерть угрожала всем участникам этого действа. Чечены продолжали жить в средневековье и кровную смерть у них никто не отменял. Психоз одного солдата, вылетевшего из Московского университета Бориса Извольского («как чувствовал, что его увлечение «травкой» до добра не доведёт») мог подставить под расправу родственников всех остальных, в том числе, его собственных.
Мешкать было нельзя и Аркадий, подозвав двух не стрелявших солдат, сумевших не поддаться общему психозу, пошёл к груде искорёженных пулями тел. Как он и думал, не все они были уже мёртвыми, человек, как известно, тварь живучая. Подойдя к ещё пускавшему кровавые пузыри щенку, чей оскорбительный вопль послужил спусковым крючком, лейтенант достал пистолет и выстрелил парню в лоб. Затем, высмотрев признаки жизни в теле женщины, наполовину скрытой упавшими на неё телами, приказал Ринату Биллялетдинову:
— Добей!
Пожалуй, самый умный в его взводе сержант, татарин из Набережных Челнов не ставший косить от армии из-за желания попасть в хороший ВУЗ, спорить не стал. Мгновенно понял смысл действий командира и, не смотря на разлившуюся по лицу синюшную бледность, поднял автомат и выпустил длинную очередь. Не очень прицельную, но вполне смертоносную. После чего зашёлся в сильнейшем приступе рвоты. Аркадий похлопал его по спине.
— Молодец. Или она или мы, сам понимаешь, другого не дано.
Вторым не стрелявшим был антипод Рината, самый тупой во взводе, Семён Косорылов. Попавший в армию из-за огромного недобора призывников выходец из деревни одной из областей Центральной России. Человеческий облик начали терять ещё его предки до советской власти, спасибо Салтычихам обоих полов. Семён смахивал на представителя вида Хомо Хабилис: маленького роста, хлипкий, очень туго соображавший. Вот и стрелять он не начал из-за плохой реакции и медленного соображения.
— Добей вон ту! — приказал ему Аркадий, указав на живую, вроде бы, девчонку лет четырнадцати.
— А чё я… — известным местом почуявший неприятности, Семён попытался увильнуть от них.
— Тебе приказывает командир! Стреляй!
— Дык она… уже… того… чё в неё ещё стрелить? — упорствовал Косорылов. Пусть и не интеллектуал, неприятности он умел чуять лучше большинства умников. Аркадий приставил свой «Макаров» к виску упрямца.
— В бою приказ командира не выполняешь? — больше прошипел, чем произнёс.
Последняя фраза Семёна проняла. Он осознал, откуда ему грозит главная, на данный момент опасность. Больше не споря, он поднял автомат и длинной очередью чуть ли не перерубил девчонку пополам.
После этого, понятного даже Косорылову действия, Аркадий попросил всех стать теснее и напомнил, что по законам кровной мести они теперь все повязаны. А при огромном влиянии Кадырова, узнай он об одном, сгинут и все остальные. Ребята успели насмотреться на этой войне разного и ему поверили.
Будь такая возможность, Аркадий предпочёл бы не брать с трупов ничего. Уж очень велик риск засветится. Однако, «О времена, о нравы!», пришлось смириться с неизбежным. Отправил обыскивать убитых Мишу Ракова, известного своей небрезгливостью и знанием «понятий». Себе взял кинжал кубачинской работы века девятнадцатого, потом тайком выбросил его в речку. Уж очень нехорошая аура у этого оружия была, так и жди неприятностей. Деньги разделили поровну в отделении, а золото вызвался пристроить, с обязательным вывозом за пределы Чечни, тот же Миша. Что и сделал вскоре, наверняка нагрев руки.
Трупы свалили в бывшее место своего заточения освобождённые рабы. В ту же яму, к ненавистным хозяевам, они бросили и собачьи тела. Для мусульман в посмертии худшей компанией были бы только свиньи, но где их в горной Чечне возьмёшь? Всё отделение, в том числе, двое мусульман, решило, что для рабовладельцев это самое то. Счастливых избавлением от неволи людей, не сообщая командованию, потом пристроили на поезд идущий в Москву. Больше всего Аркадий боялся, что могут выдать их Извольский, спьяну или Косорылов по дурости. Борис был кем угодно, но не трусом, поймал пулю в висок через два дня, а Семён честно прослужил свой срок, но никому не проболтался. Не настолько уж глуп оказался. Сам лейтенант после окончания компании ушёл в отставку и вернулся на родину, на Украину, паспорт с гражданством которой у него тоже был.
Никаких катастрофических или страшных последствий для Аркадия это происшествие не имело. Из благоразумия на людях он о нём не вспоминал, однако и «кровавые мальчики в глазах» ему не мерещились. Убитых не только его разум, но и душа согласились считать уничтоженными врагами. Пол и возраст в данном случае роли не играли.
Конфузов череда
