— Низшие и вовсе… знаешь, я только здесь начал задумываться о том, что им свойственны чувства. Это была странная мысль. Мне не хватало моей няньки. И я волей своей поднял ее дух… да, я способен на такое…
Клинок пробил столешницу. И вышел, оставив сочащуюся туманом дыру. Ее Альер стер ладонью.
— Сначала мне было хорошо… для того их и хоронили, чтобы дух мой, если не упокоится, имел свой маленький двор. Но они все, лежащие под моей гробницей, были мне не нужны. Только она. Я звал. Я был еще ребенком. И звал. Мне было страшно. Больно. Плохо. Я не понимал, что со мною произошло… и происходило. Она услышала и пришла. И вновь стало хорошо. Почти. Она пела мне правильные песенки. И рассказывала сказки… только плакала по ночам. Нам ведь сон не нужен. Но мы продолжали притворяться живыми. Я ложился в кровать. Закрывал глаза, а она ложилась рядом, на ковре. Как раньше. И делала вид, что заснула… только не спала, а плакала. Это раздражало. Я изволил гневаться… я даже пригрозил развоплотить ее… вернуть… и она тогда упала на колени, умоляя сделать это. Следующую сотню лет мы говорили. О многом говорили. О людях… о том, что пусть и срок их жизни мал, пусть сами они нелепы в своих метаниях. Порой глупы. Часто невежественны. Но они тоже разумны… я не скажу, что сразу понял все, о чем она говорила. Несколько раз я во гневе изгонял ее. Потом взывал вновь… и опять же изгонял… мучил… я на многое способен здесь, в тонком мире.
Стол поплыл… и кресло… и вся комната.
Потолок выгнулся.
А стены потекли, словно сделанные из воска. Огонь стал темно-пурпурным. А пол покрылся толстым слоем пыльного золота. Чеканные монеты, вроде той, которая осталась наверху. Браслеты-кольца с каменьями. Алмазная тиара, которую примерила мертвая женщина…
— Моя матушка. Среди наложниц нашлись те, кто подсказал моему отцу разумную мысль. Ребенку нужна мать и в загробном мире.
Альер подошел к ней, сохранившей красоту спустя годы. Пусть стала пергаментной некогда белоснежная кожа, пусть посерели темные волосы, заплетенные в сложную прическу.
— Она мне нужна была при жизни, а теперь…
Алый шелк платья струился меж его пальцами. И поблескивали бисерные бабочки…
— Она лишь одна из многих вещей… хочешь? — он снял тиару.
— Нет.
Как-то вот не прельщали меня сокровища мертвецов.
— Тебе бы пошло… примерь.
— Нет. Зачем ты меня позвал?
— Чтобы ты меня забрала.
Он повертел тиару и выкинул. Она покатилась по золотым россыпям и остановилась, ударившись в кованый сундук.
— Как? — Я проводила тиару взглядом. — Я не маг…
— Маг. Хотя и слабый. Твоя кровь очень сильно разбавлена. К счастью, не настолько сильно, чтобы вовсе не быть узнанной…
— Кровь?
— Ты же не думаешь, что вас впустили лишь потому, что ты попросила? Многие просили… а впустили лишь вас. Вернее, тебя. Кровь Императора…
— У меня?
Вот уж и вправду сюрприз… или ошибка. Я ведь рождена в другом мире…
— Это ровным счетом ничего не значит. Было время, когда мои предки выходили за грань. Не все возвращались… — он склонил голову набок, почти положил на плечо и окинул меня задумчивым взглядом. — Пожалуй, в тебе есть что-то от Гермесиуса Сноходца. Он затерялся где-то там, и даже дух его не вернулся.
— А остальные духи?
— Это зависит от желания, — вполне серьезно ответил Альер. — Есть те, кто устал еще при жизни. Я ощущаю их присутствие, но воплотить их… на равных моих сил не хватит. Низшие — другое дело. Я могу воззвать к каждому, с кем был знаком. Правда. — Он тут же смутился и добавил: — Почти все эти люди похоронены здесь же. И ничего-то интересного в них нет. Или рыдают. Или проклинают. Или вот как матушка моя — упрекают в том, что погиб рано, а мог бы Империей править… духи разные, как люди. Добрые и злые. Корыстные. Завистливые…
— Всякие. Я поняла. И поняла, что тебе здесь надоело…
— Ты себе и представить не способна, насколько…
Он тяжко вздохнул и, зачерпнув горсть золота, позволил монетам посыпаться сквозь пальцы.
— Тоска смертная… засмертная… я заперт в этих стенах. Сижу вот… раньше хоть люди появлялись… я выучил по именам всех, кто лежит на этом погосте… и родственников… и кто кому кем приходится. Это тоже было развлечением. На какое-то время… после меня здесь никого не хоронили. Как же, сын Императора… и плевать, что из других развлечений здесь — проклятая гончая, которой тоже за ворота не выйти… я звал… как умел… правда, отзывались всегда не те… как-то грабители пришли. Представляешь? Ни стыда, ни совести у людей… ни разума. Решили, что если я похоронен лет семьсот
