Рич перешагнул через лежавшие на полу ракетки Анны для игры в настольный теннис… И остановился.
Теперь он услышал
Рич заставил себя сделать еще шаг вперед, отдернуть портьеры и посмотреть во двор. И там был он. Смеющийся Человек.
Рич застыл на месте, не способный двигаться, не способный даже думать. Внезапно он столкнулся с худшим из своих ночных кошмаров, и хотя знал, чего ожидать, и был в какой-то мере подготовлен, он не ожидал, что его охватят такой ужас и беспомощность.
Смеющийся Человек смотрел на Рича из-под полей своего коричневого котелка и хихикал. Он стоял рядом с сараем, всего метрах в трех, сцепив перед собой руки, одетый в свой всегдашний темно-коричневый костюм, и смеялся. Рич раньше никогда не видел Смеющегося Человека так близко и впервые заметил полное отсутствие каких-то конкретных черт на его вечно ухмыляющемся лице – только какие-то нереально одномерные, вечно смеющиеся глаза.
Хихиканье продолжалось, становилось громче, перерастая в хохоток, в смех, в лающий хохот, и все это звучало непрерывно, без пауз для вдоха, нечеловеческий непрекращающийся смех.
– Папочка? – окликнула его сзади Анна.
Рич повернулся и увидел испуганное лицо дочери, глядевшей на него из коридора. Морок рассеялся. Он задернул портьеры.
– Я вернусь через минуту, – сказал Рич, и его голос звучал на удивление нормально.
Он подождал, пока девочка уйдет, и, убедившись, что она уже в родительской спальне, вернулся в комнату дочери, догадываясь, что смех прекратился. Когда он снова отдернул портьеру, во дворе никого не было.
Занавесив окно, он отошел назад, все еще крепко сжимая в руке биту, вышел из спальни дочери и закрыл за собой дверь. Затем вернулся в свою спальню, где Анна лежала на его половине кровати, а Кори глядела на нее через смеженные ресницы.
– Он ушел, папочка? Человек ушел?
– Какой человек? – сонно спросила Кори.
– Да, – прошептал Рич Анне. – Он ушел. Но я думаю, тебе лучше остаться сегодня ночью с мамочкой и папочкой.
Девочка кивнула, и он заметил в ее глазах облегчение.
– Ладно.
Рич лег рядом с ней и накрыл их обоих одеялом.
– А теперь давай спать, – сказал он.
– Хорошо.
– Спи крепко.
– И пусть меня не кусают клопики, – с улыбкой сказала Анна.
Она все еще улыбалась, когда через две минуты уснула.
Кори подождала, пока Рич уйдет на работу, а потом сказала Анне, что та сегодня не пойдет в школу. Ее дочь пока еще не поняла, что школа – это такое место, которое нужно ненавидеть и избегать, ей нравилось ходить в свой подготовительный класс каждый день, и она расстроилась, когда Кори сообщила ей, что сегодня придется заняться чем-то другим.
– Но Дженни сказала, что я могу поиграть с нею на качелях, – ныла Анна. – Она никогда не разрешает мне качаться на качелях.
– Ты можешь поиграть с Дженни завтра. Сегодня мы будем делать нечто совершенно особенное!
– Что?
– Я пока не могу тебе этого сказать, но намекну: это даже лучше, чем мороженое.
Анна должна была обрадоваться. Должна была – но не обрадовалась. Она через силу кивнула и с опаской отправилась вслед за матерью в свою спальню. Кори не обращала внимания на настроение дочери. Она одела Анну в ее лучшее розовое платье, на голове у девочки был подходивший к платью розовый берет, а в руках – розовая сумочка. Они вместе вышли на улицу. Кори отперла дверцу машины, открыла ее, но Анна попятилась от матери.
– Давай, – сказал Кори. – Садись.
Анна, отказываясь, покачала головой. Дочка боится ее, поняла Кори.
Она знала, что это должно было ее расстроить, но почему-то не расстроило. Вместо этого Кори разозлилась.
– Садись в машину, – приказала она.
Ее дочь не сможет воспротивиться слову Господа Иисуса Христа.
Анна неохотно села в машину. Кори захлопнула ее дверь, обошла машину и села на место водителя. Нашла и поставила кассету группы «Бич Бойз» «Бесконечное лето» – любимую запись Анны, пока та застегивала ремень, но это никак не повлияло на настроение девочки.