— Не торчи тут слишком долго, — сказала она Брону. — До восхода луны чтоб был в постели.
— Буду, — ответил Брон. — Ты иди занимайся головой папы.
И тон его был столь понимающим, что Браель и Вика уставились друг на друга, и по дороге к кухонной двери оба старались не расхохотаться.
Браель не помнил, как заснул. Он проснулся и увидел луч серебряного света, прорезавший щель в ставнях спальни. Должно быть, луна взошла, пока он спал. Судя по яркости и наклону лунного света, она была близка к верхней точке своего путешествия. До рассвета было ещё довольно далеко. Браель не мог вспомнить, что видел во сне и почему это его разбудило. Он осторожно сел, стараясь не потревожить Вику. Моргая и отстранённо потирая шею, глянул на жену, спавшую рядом, её светлые волосы разметались вокруг головы. И почувствовал знакомое стеснение в груди. То же самое он почувствовал, когда увидел её в первый раз.
За несколько лет до смерти отца, Браель сопровождал старшего кузена Ралка в железном караване на ежегодную ярмарку в ущелье Гиганта у подножия Северных холмов. Пологое предгорье служило границей между обширными, богатыми равнинами и изломанной гористой местностью, которая становилась всё более дикой и крутой с каждым днём путешествия на север. Древние, изрыгающие дым машины, что путешествовали по железным дорогам, которые все вели в Маллакс, были бесполезны на севере. Здесь люди гоняли свои стада от вершины к вершине в поисках пастбищ и зимовали в долинах, где снегу наметало до самых крыш их каменных жилищ.
— Северянки похожи на тех ягнят, что сами вскармливают, — предупредил Браеля с улыбкой Ралк. — Всегда готовы сбежать и никогда не знают, когда нужно успокоиться.
Браель рассмеялся. Он знал, как жена Ралка, Дженна, отреагировала бы, услышав сейчас мужа. Женщины, выросшие среди широких травянистых равнин на родине Браеля, были вполне способны использовать острый язычок или летящую миску, чтобы донести до оппонента своё мнение, а меткость Дженны вошла в легенды.
Браель остался на севере, после того как Ралк вернулся с остальным караваном обратно на равнины. Он пережил кусачий ветер и постоянный холод вершин холмов, и добродушные насмешки Викиной родни: они были уверены, что Браель помрёт раньше, чем Вика соблаговолит ответить на его ухаживания. К счастью для его замёрзших и болевших конечностей, они ошиблись.
Независимый ум и предприимчивый характер Вики в равной степени привлекали и озадачивали Браеля. Даже по меркам горных кланов её семья была особенно непоседливой. Браель с удивлением узнал, что они побывали на юге, дойдя аж до Маллакса, главным образом, чтобы посетить храм Священного Вакса — приют уединённой секты, едва известной за пределами городских стен. Браель посчитал это не более чем проявлением любопытства, эпизодом из истории её семьи, пока Вика не забеременела Броном. Однажды ночью, когда они лежали рядом, Вика сказала, что после родов хочет отвезти ребёнка на юг, чтобы благословить в храме.
Браель колебался. Всё, что он слышал о Маллаксе, — это байки путешественников о забитом дымом и чёрным от копоти паршивом месте. Когда-то люди Маллакса работали в шахтах и штольнях под землёй, добывая камень, затем перерабатывая его при помощи древних процессов в ножи и плуги, которыми повсюду пользовались фермеры, и в мечи и копья, которыми городские бароны вооружали своё ополчение.
Но это было давным-давно. Люди больше не спускались под землю. Вместо этого жители Маллакса проводили время, починяя то, что создали их предки: инструменты и механизмы, включая те машины, что тянули железные караваны. Тем временем камни города становился всё чернее от грязи, которую выбрасывали в воздух дымовые трубы мастерских.
Он уже хотел воспротивиться путешествию, когда уловил кое-что в глазах и упрямом подбородке жены: она отправится туда без него и заберёт с собой ребёнка. Кое-кто из мужчин рода Корфе назвал бы Браеля дураком, но в тот момент, когда он это понял, он также вспомнил, за что полюбил её.
Через шесть месяцев после рождения Брона, он оставил своего племянника, Ребака, приглядывать за фермой, пока со своей молодой семьёй съездит на юг.
Маллакс оказался тем, что он о нём уже слышал, и гораздо большим. Шум был хуже, чем оглушительным, — он был насилием над слухом: грохот металла о металл, крики десятников и рабочих, частые, неестественные вздохи и взрывные, шипящие выдохи машин, похожих на те, что тянули караваны, только гораздо, гораздо больше. Вонь горячего металла постоянно висела в воздухе, на зубах скрипело. Когда Браель смотрел в небо через лес дымовых труб, которые словно боролись за место над самыми высокими крышами города, было похоже, будто смотрит сквозь серую вуаль — туман из дыма и пыли и объединённые выделения слишком многих душ, слишком плотно скученных вместе.
Браель не был тёмным деревенщиной. Он бывал в Винаре, полисе, который взвалил на себя административное управление регионом, где фермерствовал его род, и куда они платили регулярную десятину продукции. Он также однажды побывал в Примаксе, самом крупном из полисов. Оба они были большими, шумными, забранными крепостной стеной городами, домом для влиятельных семей, ополчения и храмов божеств, связанных с временами года и плодородием полей, животных и людей. Они были точно так же многолюдны, как Маллакс, и, возможно, не сильно чище. Но запах Винары и Примакса был ему знаком — запах животных, растений и грязи — и он не лип к коже, словно тонкая плёнка маслянистого жира.
