«моделирование» было отпущено недостаточно, но не успела Дарья рассмотреть проблему в первом приближении, а навстречу уже несется голубая планета, и сквозь прорехи в облачных массивах видны кусочки глобуса «в натуральную величину». Океан, омывающий Африку с востока, темная синь глубин, и прозрачная голубизна мелководья, цветные крапинки островов и белая линия прибоя, горы, долины, извилистые линии рек…
«О господи!»
Они вихрем – куда там несчастной виверне с ее пятью сотнями верст в час! – пронеслись над континентом, направляясь, по-видимому, на север. Достигли Средиземного моря где-то над дельтой Нила. Замедлились со снижением и разворотом. Прошли над каким-то островом, влетая в вечерние сумерки, и уже под звездами увидели впереди россыпь рукотворных огней, отражающихся в темных водах лагуны.
«Венеция!»
– Минута до рандеву, – сообщил пилот, хотя, что и как он делает, чтобы пилотировать это чудо, Дарья так и не увидела. Поняла лишь, что главный здесь он, а раз так, значит – пилот.
– Вот они! – указал мужчина рукой, и Дарья увидела старенький дубель[47], тащившийся в сторону города. Кроме нескольких габаритных огней – на носу, корме и по бортам, – и искр, вылетающих из трубы вместе с клубами дыма, кораблик был совершенно не освещен. Но сейчас он как бы попал в луч прожектора, и проявился на фоне ночи, как фотография в проявителе. Нечего и говорить, что ни прожектора, ни луча Дарья так и не обнаружила.
– Выходим! – Марк поднялся из кресла и, переждав пару мгновений, потребовавшихся, чтобы сблизиться с дублем, шагнул на стальную клепаную палубу.
– Дамы! – обернулся он к Дарье и Сабине.
– Вот образец настоящего кавалера! – Сабина подобрала пышные юбки и, опершись на руку Марка, перешла на борт лодки. Выглядела она ослепительно, и даже более того. Одетая в роскошное платье по моде блистательного восемнадцатого века – «с грудью навыкат», как говаривали бурши в Гёттингене, – с белым напудренным лицом, алыми губами и темными глазами с длинными ресницами. В причудливом парике и с посверкивающими тут и там, на шее и пальцах, в ушах и прическе драгоценными камнями всех цветов и оттенков: от темной синевы сапфиров до золотого сияния топазов.
«Хороша!»
Дарья рукой Марка не воспользовалась, хотя ей и хотелось, чего уж там! Перешла сама. Встала на палубе, привычно расставив ноги для устойчивости. Понюхала сырой воздух. Он пах солью, йодом, железом и горячим паром. А еще она учуяла угольный дым и болотную гниль, уловила запахи каминов, в которых жгли торф, и печей, в которых сжигали дрова.
«Отлично!»
Прислушалась к ощущениям!
«Срань господня!» – Из двух левитторов худо-бедно пахал только левый, правый – не столько держал суденышко на плаву, сколько создавал помехи, инициировавшие килевую качку. Амплитуда, правда, была невысокая, так что о крушении речь пока не шла, но на скорости монотонные покачивания вперед-назад явно сказывались, да и замутить могло с непривычки.
– Слушайте там! – Сабина даже не попыталась определить, с кем она говорит, просто бросала слова в воздух. – Вы не пробовали ходить ровно?!
– Не поможет! – Дарья подошла ближе и обняла женщину за плечи. – Машина старая, едва тянет. И это не лечится, Саб, надо просто дышать носом и терпеть.
– Так воняет же!
– Это ты, видно, никогда на траверзе Калькутты не была! – усмехнулась Дарья, вспомнив свой печальный опыт. Тогда она шла на лохани похуже этой. Шняка «Гиперборей»! Каково?!
– Хочешь папиросу? – предложила, достав кожаный портсигар, входивший в комплект маскарадного костюма «денди». Ее мнения никто не спрашивал, но на взгляд самой Дарьи, выглядела она в этом всем крайне вульгарно. Жутковатый коллаж из Веры Холодной, Анатоля Мариенгофа и псковской бляди «с претензиями». Но времени на дискуссию не оставалось, и она смирилась.
«В конце концов, коли спала с этим хмырем Коноплевым, кто я есть после этого, если не блядь?»
– Хочешь папиросу?
– Египетскую с гашишем? – хохотнула Сабина. – Нет уж, уволь! Я лучше кубинскую сигариллу возьму. Тоже дым сладкий, но вкус другой! – и она полезла в поясной кошель за куревом, однако руку Дарьи, что характерно, со своего плеча не убрала.
«Щекотливо, но познавательно!» – отметила Дарья, покачав мысленно головой, однако вслух ничего не сказала. Вообще ничего не сделала. Не объясняться же по такому деликатному поводу на борту чужой лодки, ночью, в виду Венеции!
– Марк, – начала она задавать совсем другой вопрос, – а ты?..
– Да, уверен! – опередил ее Марк. – Это наш борт, и все идет по плану. А теперь, если ты хочешь спросить, нет ли у меня чего-нибудь крепче чая, мой ответ – есть. – И он с улыбкой протянул ей свою серебряную фляжку. – Держи, Дари! Это именно то, что ты давно хотела попробовать.
– Шдэрх? – она приняла фляжку, взвесила в руке. – Она… Эта женщина… Почему ее называют Лучезарной?
