В виду головных хорватского войска они появились, обогнув холм. И сразу на рысях двинулись к городку.
Проскакали саженей сто и остановились. Будто только что увидели воев головного отряда. Потоптались немного, как и было задумано, а потом рванули галопом к тракту… И снова остановились. Уже в виду всего войска. Остановились, сбились в кучу, словно бы совещаясь: как дальше?
План Ильи был таков: сначала изобразить удивление, а потом – напасть, закидать стрелами, а когда погонятся, не слишком быстро, будто кони устали, уходить в сторону от городка. Не слишком быстро, чтобы у противника появилась надежда, что смогут догнать.
Так и сделали. Потоптались – и галопом к головному отряду.
Эх, весело! Любил Илья такую скачку: во весь опор, прильнув к гриве. А особенно любил тот миг, когда выходишь на прицельный выстрел, придержав жеребца, встаешь в полный рост и начинаешь метать стрелу за стрелой. Мощно растягиваешь лук, провожая мыслью уходящие в смертоносный полет стрелы, видишь, как спустя несколько ударов сердца крохотный, как муха на столе, доселе полагавший себя в безопасности ворог валится из седла, пораженный невидимой смертью, будто перуновой молнией.
Но на сей раз вышло совсем не как задумывалось.
Илья летел, припав к шее Голубя, который и без понуканий мчал вихрем, не желая уступить Маттахову легконогому жеребцу, небольшому размером, но стремительному, как падающий на жертву сокол.
Хузарин, точно так же припавший к гриве, визжал от восторга, косился на княжича, надеясь обогнать, но коня тоже не подгонял – тот и без того гнал во всю силу… Быстрее, быстрее, быстрее…
Илья умом понимал, что неправильно отрываться от остальной гриди. Но уступить Маттаху просто не мог… Однако потихоньку уступал. Может, Голубь и сильнее, и быстрее, да только ноша у него куда тяжелее. Хузарин понемногу вырывался вперед. На полкорпуса, на корпус… За скачкой Илья даже забыл о противнике. Глянул лишь, когда Маттах бросил вожжи на полном скаку и, красуясь, не придержав коня, взялся за лук…
Тут только Илья посмотрел вперед, на хорватов…
И закричал во всю мочь:
– Нет, Маттах! Не стреляй! Нельзя!
Княжичу наконец-то удалось разглядеть знамена противника…
И он узнал белого орла, расправившего крылья на знамени краковского князя Болеслава Храброго.
– Маттах, стой! – И, поравнявшись с хузарином, осаживая коня, прокричал: – Это не хорваты! Это лехиты Болеслава!
– И что с того? – недовольно проговорил Маттах, еще не оставивший надежду подраться. – Что те враги, что эти. Ты ж дрался с лехитами седмицу назад.
– То другие лехиты, – попытался объяснить Илья. – Эти как раз враги тех.
– Ну, тебе видней. – Хузарин вложил лук в налуч, погладил жеребца, успокаивая.
Княжич поднял руку с открытой ладонью: все ко мне.
Подскакали гридни Владимира. Они тоже ничего не понимали.
– Эй, Серегеич, ты чего, испугался? – с вызовом бросил кто-то.
– Когда я испугаюсь, ты уже три раза портки поменяешь, – не глянув на болтуна, обронил Илья. – Это не хорваты, это князь Болеслав. Они нам союзники, а не враги.
– А если союзники, тогда что они тут… – начал другой дружинник, но его перебил Маттах:
– Похоже, они без нас обошлись!
На вершину холма выезжала Владимирова гридь, еще не знавшая, что внизу их ждет не сборная рать Собеслава, а прошедшая через множество сражений, отменно вооруженная и обученная дружина прославленного князя, несмотря на молодость, уже успевшего завоевать прозвище Храброго. Такой точно не побежит от равного по силе противника.
И не побежал. Лехитская колонна на удивление споро выстраивалась в боевой порядок.
В другое время Илья восхитился бы их выучкой, но сейчас это означало одно: когда разогнавшиеся русы слетят с холма, их встретит не смешавшаяся в панике походная колонна, а организованная атака лехитской бронной конницы.
Илья понял это – и тотчас бросил коня в галоп, моля Бога, чтобы успеть оказаться между двух дружин.
Еле-еле успел. Вынесся на скошенное поле, когда между противниками оставалось не более четырех сотен шагов, замахал руками, закричал во всю мочь:
– Владимир!!! Болеслав!!! Нет!!! Мир!!!
Это был опасный миг. Если его не поймут – смерть. От стрел русов или от копий лехитов – всё равно…
– Нет!!! Мир!!!
Как выяснилось позже, его не услышал, но узнал сам Владимир. И, поверив, засвистел пронзительно, останавливая дружину.
А вот Болеслав Илью не узнал, но, увидав, как русы, оскальзываясь на склоне, осаживают коней, тоже поднял копье вверх, придерживая своих.
