У меня волосы стояли дыбом, когда я вводила свой логин. Только бы разрешение еще действовало! Когда страница начала загружаться, я облегченно вздохнула.
Я ввела мамин номер социального страхования и стала ждать.
Записей, соответствующих запросу, не обнаружено.
Я проверила, не ошиблась ли в цифрах номера, и повторила запрос.
Записей, соответствующих запросу, не обнаружено.
Лоб снова покрылся путом. Такое ощущение, словно мамина история болезни исчезла.
Или файл попросту стерли.
– Вот так начинается паранойя, – пробормотала я.
Воспаленный мозг никак не желал успокаиваться. Я становилась подозрительной, ища подвоха там, где для этого нет никаких оснований. По дате мамина история болезни была одной из самых ранних. Скорее всего, ее удалили, чтобы освободить место на сервере. А я оказалась такой идиоткой, что даже не удосужилась скопировать данные. Впрочем, кое-что все-таки сохранилось. Я же сделала снимок последней страницы. Последние записи, сделанные в день маминой смерти. Пусть это не вся история болезни, но мне есть за что зацепиться. Я быстро вытащила снимок на экран.
На этот раз я читала медленно и методично, стараясь понять каждое слово. «Ультразвуковая диагностика подтвердила наличие синдрома перезрелости плода и резкой стадии маловодья». Я скопировала эту фразу и запустила ее в поисковик. Он сразу же выдал ссылку на статью в «Американском журнале акушерства и гинекологии». Статья называлась: «Решение проблем при запоздалой беременности».
Я вчитывалась в резюме статьи: «Синдром перезрелости плода наблюдается в тех случаях, когда плод остается в матке сверх установленного срока, что неизбежно приводит к существенным ограничениям его роста».
Я понимала каждое слово, но только не их общий смысл. Мои родители поженились одиннадцатого июня. Я родилась ровно через тридцать шесть недель, на месяц раньше положенного срока. Во рту появился противный кисло-соленый привкус. Я снова вызвала снимок страницы и принялась искать данные по сроку маминой беременности. Ничего.
Затем мой взгляд упал на превьюшку УЗИ-снимка, сделанного, когда маму привезли в клинику. Я увеличила снимок… У меня перехватило дыхание.
В девятом классе я факультативно изучала курс анатомии. Целая глава учебника была посвящена беременности и внутриутробному развитию плода. Материал иллюстрировался УЗИ-снимками, вроде маминого, и потому я хорошо знала значение всех аббревиатур. CRL обозначал копчиково-теменной размер зародыша. АВО относился к группам крови, а GA – к сроку беременности. Если на день, когда был сделан мамин УЗИ-снимок, срок ее беременности составлял сорок три недели и шесть дней, родители никак не могли меня зачать в свою первую брачную ночь. К моменту их свадьбы мама уже была беременна и срок беременности равнялся семи неделям.
Я вдруг вспомнила верхнюю строчку в списке угроз моей SWOT-матрицы: «Знание ее группы крови».
Сведение о группе крови я нашла на полях УЗИ-снимка:
Группа крови является наследственной. Это я тоже узнала из факультативного курса анатомии человека. Если известна группа крови ребенка и одного из родителей, легко узнать группу крови другого родителя. Но я всегда знала, что у моего отца группа крови А+, такая же, как у мамы. Он был донором, регулярно сдавал кровь, и группа крови была проставлена на его донорской карточке. Эту карточку отец постоянно носил с собой. Когда у обоих родителей кровь группы А с положительным резусом, их ребенок родится или с кровью группы А, или у него будет кровь группы О. Согласно данным на УЗИ- снимке, у меня была совсем другая группа. Значит…
