Петя вернулся минут через пятнадцать, наверное, бегом бежал. Окрикнув меня еще из-за двери, он появился с автоматом в руках. В метре позади напарника виднелась фигура нашего политрука.
– Здравия желаю, товарищ политрук, – бодро отрапортовал я.
– Иванов, ну, кто тут у вас?
А пленный оказался рядовым связистом. Остальные, уже остывающие, были как раз корректировщиками, а этот парень должен был только держать связь.
– Когда нужно выходить на связь? – начал допрос с важного для всех нас политрук.
– Мы пропустили сеанс, скоро должна прибыть группа, – ответил ганс.
– Сколько человек обычно входит в группу? – продолжал политрук.
– Отделение. – Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. А нас тут всего трое, с политруком.
– Товарищ политрук, пусть выйдет на связь и сообщит, что все нормально, – предложил я.
– Думаешь, не ляпнет лишнего? – с сомнением заметил политрук.
– Ну, если только он мазохист, – ответил я, вынимая нож.
Приставленный к гениталиям острый клинок способствует нормальному диалогу. Правда, фриц все время умолял политрука убрать меня подальше, но тот только хмыкал. Фриц вышел на связь и с круглыми от ужаса глазами, почти не запинаясь, оттараторил то, что нужно. Ему приказали начинать записывать координаты и через двадцать минут быть готовым их передавать.
– Они собираются опять по переправе долбить, – после завершения сеанса связи сказал политрук.
– Ну, так и передадим им такие координаты, что они порадуются, – ответил я.
Фриц по своей маленькой карте, но блин, довольно подробной, записал координаты, и мы начали ждать нового сеанса. Координаты мы дадим тех домов, что находятся у немцев рядом с нами, надеюсь, что артиллеристы у фрицев сначала жахнут, а уж потом будут сверять их.
Немцы все-таки не зря до Волги дошли. Нет, жахнуть-то они жахнули, но это были всего восемь выстрелов, но блин, зато каких! Те самоходки, что не дали нам пройти дальше, спешно отошли к себе в тыл, паника в тех домах была знатная, но! Больше не связываясь с нами по радио, немчура просто начала долбить уже по нам, да с такой силой, что мы еле ноги унесли. Немца даже бросили, если повезет – выживет.
Едва мы вернулись на позиции роты, нам приказали отойти в тыл, тут это рядом, всего метров на триста в сторону реки. Нас сменила рота из нашего же батальона. Дали шесть часов отоспаться, надо ли говорить, что я продрых их честно. А проснувшись, меня погнали на КП командира полка вместе с Нечаевым. Командный пункт располагался в подвале одного из домов, что были захвачены буквально вчера. Мы с Нечаевым прибыли последними, так как в подвале было довольно людно. В кумаре табачного дыма виднелись знаки различия многих командиров, видимо, собрали со всех рот и батальонов.
– Так это ты придумал немцам их же координаты дать для артобстрела? – на меня смотрел командир полка, коренастый мужчина лет сорока, со шпалами полковника в петлицах.
– Красноармеец Иванов! – отчеканил я, но меня поспешили поправить:
– Гвардии, гвардии красноармеец! – с упреком, но с улыбкой сказал комполка.
– Виноват, товарищ командир! – я стоял, вытянувшись во фрунт.
– Молодец, благодарю за службу, – командир полка повернулся в сторону сидевших в подвале командиров, – вот как у нас гвардейцы воюют! Молодцы, так и продолжайте. – Дальше была небольшая пропагандистская речь, но она была тут к месту. Нечаева попросили задержаться, а я, попрощавшись, ретировался.
Выйдя из подвала на улицу, была ночь, небо, затянутое тучами, мрачно нависало над городом. Дождавшись лейтенанта, переглянулся с ним.
– Не песочили? – спросил я.
– Да в общем нет. Даже похвалили, – ответил Нечаев.
Мы молча прошли с ротным до нашего дома, где нас расположили на отдых. Бойцы еще отдыхали. Кто-то чистил оружие, кто-то перекусывал тем, что еще было. Мы захватили у фрицев немного еды, это позже они тут будут последний хрен без соли доедать, а пока снабжение у них вполне себе приличное. Вообще, только в тех домах, где фрицы были в изоляции, чувствовалась нехватка припасов. Главным образом было довольно мало патронов. Вон мы зачистили дом, пулеметов взяли много, как и винтовок, а с патронами сложнее.
– Сколько у нас в роте осталось? – нарушил я молчание.
– Пятьдесят два человека, – поморщился Нечаев.
– Прорвемся как-нибудь, – произнес я и снова замолчал.
– К шести утра подойдут танки, три «тридцатьчетверки», в прорыв пойдем.
– До семи, значит…
– Чего до семи? – не понял меня Нечаев.
– Проживем, говорю, до семи примерно, – сплюнул я на грязный пол и отвернулся.
