– Не может. Давным-давно погасло бы. – Ахнув, она отступила на шаг.
– Что? – тревожно спросил Беллами. – В чем дело?
Перед ними было не просто нагромождение скал. В земле были вырублены ступени, ведущие в глубь холма.
Кларк не колебалась. Она двинулась в сторону лестницы. В желтушном свете ей было видно, что Беллами насторожен.
– Не надо, Кларк. Мы никуда не пойдем, пока хоть немного не разберемся, что это за хреновина.
Краем глаза Кларк заметила на ступенях что-то, вначале показавшееся ей обычной тенью, и девушка, наклонившись, присмотрелась. Это оказалась металлическая табличка со старой, полустертой надписью.
– Маунт-Уэзер, – прочла она вслух.
– Что это значит? – спросил Беллами.
Потрясенная воспоминанием, девушка резко выпрямилась.
– Я знаю, где мы! – воскликнула она. – Мне об этом рассказывали!
– Кто? – В голосе Беллами слышалось растущее нетерпение. –
– Родители, – тихо отозвалась она.
Беллами с широко раскрытыми глазами слушал, как Кларк рассказывает все, что она смогла припомнить о Маунт-Уэзер, о том, что в тревожные времена тут построили бункер для правительства Соединенных Штатов.
– Правда, родители говорили, что никто не успел добраться туда вовремя, – закончила она.
– Может, кто-то все же успел, – сказал Беллами. – Тут можно было пережить Катаклизм? Если спуститься под землю?
– У меня такое чувство, что так все и было. Я думаю, тут живут наземники.
Беллами посмотрел на лестницу, а потом – снова на Кларк.
– Тогда чего мы ждем? – спросил он, видя, что девушка не двигается с места. – Идем, побеседуем с ними.
Кларк взяла его за руку, и они вместе начали спускаться в темноту.
Глава 24
Уэллс
Уэллс двигался вдоль кромки леса, морщась от боли в натруженных, протестующих мышцах. Уже светало, но он так и не смог уснуть, сдался и сменил на посту караульщика, осоловевшего аркадийского парнишку с сонными глазами, который преисполнился к нему за это безмерной благодарностью.
Взгляд Уэллса все время возвращался к могилам, где среди травы, будто шрам, виднелся свежий земляной холм. Большую часть ночи Уэллс провел у могилы Прийи, украшая ее цветами, хотя, конечно, не мог сделать это так искусно, как Молли или сама Прийя. Зато, думал он с облегчением, болезнь Молли наконец отступила. Перед тем как Саша ушла, Кларк расспросила ее о волчьих ягодах, и в жизни Уэллса появился единственный просвет: он смог рассказать пациентам лазарета, что они совершенно поправятся, как только их организмы полностью освободятся от токсинов.
Уэллс кинул взгляд на примитивное надгробье, на котором было начертано лишь одно слово: ПРИЙЯ. Он не знал ни ее фамилии, ни почему она оказалась в Тюрьме, ни даже любила ли она кого-нибудь. Узнают ли ее родители о смерти дочери? Если браслеты сотни все еще функционируют, есть вероятность, что им уже сообщили. Если нет, Уэллс будет ждать, когда они прилетят на Землю. Он представил себе, как похожая на Прийю женщина выходит из челнока, осматривается по сторонам в поисках дочери, с которой ее разлучили… а потом, пока остальные родители обнимают своих детей, идет вслед за Уэллсом в сторону могил.
Хрустнула ветка, и Уэллс, насторожившись, вскочил, вглядываясь в лес в поисках источника звука, но оказалось, что виной всему белка. На самом деле Уэллс надеялся, что это вернулась Саша, хотя ни за что не признался бы в этом.
Он знал, что ведет себя по-идиотски. Саша не появится тут чудесным образом просто потому, что он не может прекратить о ней думать. Он поступал совершенно правильно, отпустив ее домой. Жаль только, что не додумался спросить, где этот самый ее дом и вернется ли она когда-нибудь обратно. Что, если они никогда больше не увидятся? На задворках его сознания копошилась еще одна мыслишка, никак не желая уходить. Что, если все сказанное Сашей было неправдой? Что, если ее поцелуи были лишь частью плана побега?
Из ступора Уэллса вывели донесшиеся с поляны крики. По утрам там частенько звучало нечто вроде «Руки прочь от моего завтрака!» или «Твоя очередь за водой идти, не пойдешь – убью», – но сейчас происходило что-то другое. Уэллс поднялся на ноги и пошел на шум. У него было ощущение, что причина волнения ему известна.
Народ толпился возле хижины-лазарета, и, когда Уэллс подошел, в его сторону повернулось два десятка голов. По большей части ребята казались
