что ее задело пулей охранников. Лицо женщины побледнело, ее покачивало, она, может, даже упала бы, но падать было некуда.
Протискиваясь мимо нее, Гласс подавилась криком, когда окровавленный рукав коснулся голой руки.
Вот мужчина, одной рукой прижимавший к себе маленькую девочку и державший в другой тюк с одеждой. Конструкция получилась слишком громоздкая, из-за этого он совсем не мог лавировать с толпе. Гласс хотелось сказать ему «Брось сумку», но она промолчала. Ее единственная задача – доставить на челнок мать. Только об этом ей и следует заботиться.
Вот сидел на полу малыш едва ли старше двух-трех лет. От страха и потрясения он мог только негромко хныкать да размахивать в воздухе пухлыми ручонками. Выскользнул ли он каким-то образом из родительских объятий или те, запаниковав, просто его бросили?
Где-то глубоко в груди, там, где билось сердце, которому никогда не суждено исцелиться полностью, Гласс почувствовала сильный болезненный толчок. Покрепче обняв Соню, она потянулась к малышу свободной рукой. Но за миг до того, как кончики ее пальцев коснулись протянутой ручки ребенка, толпу снова качнуло, и Гласс отнесло в сторону. Вскрикнув, она дернулась, чтобы найти точку опоры, и обернулась туда, где остался ребенок, но его уже не было видно за людскими телами.
К тому времени, как они добрались до середины взлетной палубы, в ближайший челнок набилось куда больше народу, чем он мог вместить. Люди стояли вокруг посадочных мест, занимая каждый сантиметр пространства, плотно прижимаясь друг к другу. Гласс понимала, что до добра это не доведет, и непристегнутых пассажиров перегрузка при посадке просто размажет по стенам. Они погибнут и в конечном итоге станут причиной смерти многих из тех, кто занял сидячие места. Но никто не останавливал их и не пытался выгнать из челнока. Никто не руководил происходящим.
В хор стонов и воплей вплелся новый звук. Вначале Гласс подумала, что он ей только мерещится, но потом, обернувшись через плечо, снова увидела человека со скрипкой, стоящего в верхней части трапа. Сунув инструмент под подбородок, он водил смычком по струнам. От ближайшего челнока музыканта отделяло не меньше тысячи человек, и он, должно быть, осознавал, что не сможет туда попасть. Но вместо того, чтобы поддаться панике, он решил посвятить финал своей жизни тому, что любил больше всего на свете.
Глаза музыканта были закрыты, он совершенно не замечал ошеломленных взглядов и злых насмешек тех, кто его окружал. Но вот мелодия окрепла, воспарила, и лица людей смягчились. От щемяще-горьких и в то же время сладостных рулад из сердец уходила и разливалась в воздухе боль. Всесокрушающий страх становился общим бременем, и на миг показалось, что все вместе люди смогут его нести. Гласс повертела головой из стороны в сторону, отчаянно ища Люка: он же вырос на Уолдене и никогда не бывал на концерте в честь Дня Воспоминания, а ей так хотелось, чтобы любимый услышал эту музыку! Она надеялась, что, если ему и суждено умереть в эту ночь, его последние минуты будут отмечены не сердечной болью, а чем-то иным.
Разбивая чары скрипки, палубу внезапно огласил пронзительный гудок, и двери самого дальнего челнока стали закрываться. Те, кто в это время пытался взять его штурмом, лихорадочно полезли вперед, отчаянно надеясь успеть пробраться внутрь, прежде чем начнется запуск.
– Стойте! – закричала какая-то женщина, вырываясь из толпы и устремляясь к дверям. – Там мой сын!
– Остановите ее! – рявкнул другой голос. Несколько человек бросилось к ней, но было слишком поздно: женщина успела проскользнуть в двери шлюзовой камеры, но на челнок уже не попала. Осознав, что произошло, она повернулась и неистово застучала в герметичную прозрачную дверь шлюза. Раздался еще один гудок, на этот раз более длинный, и наступила тишина.
За ее спиной стартовал челнок, он оторвался от Колонии и начал свой путь к бледно-голубому земному шару. А потом толпа взорвалась воплями ужаса. Женщина плыла в пространстве за дверью шлюзовой камеры, и лицо ее исказилось от крика, который никто не слышал. Она дико лупила конечностями, словно пытаясь дотянуться до корабля, схватить его и каким-то образом проникнуть обратно. Через несколько мгновений ее конвульсии прекратились, а лицо стало густо-фиолетовым. Гласс отвернулась, но недостаточно быстро, и успела краем глаза увидеть омерзительно громадную, распухшую фиолетовую ногу, после чего тело женщины скрылось из поля зрения.
Снова прозвучал гудок, и начался запуск второго челнока. Теперь их осталось всего четыре. Безумие толпы достигло апогея, и взлетную палубу
