свод. Надо резать. Лазерных резаков на этой задрипанной планетке не имелось, но были кислородные. За одним из них я и послал сержанта. В сопровождающие ему Эллингтон выделил одного из своих ковбоев (за резаком надо было лететь на его ранчо). Вдогонку я крикнул им, чтобы прихватили с собой какую-нибудь тележку. Как они тут вообще живут в этой паршивой колонии? В Великобритании металл уже лет двести лазерами режут. А эти придурки в ковбоев играют. И в техасских рейнджеров.
Идти назад, а потом опять возвращаться к двери я не захотел и велел устраиваться на отдых прямо в обнаруженном нами подземелье. Восторга у ковбоев это не вызвало ни малейшего, но Эллингтон прикрикнул на них, и ропот быстро стих. Уважают его тут. Или боятся. А мой авторитет все падает и падает. Как бы эти янки не линчевали меня в случае неудачи. С них станется. Совсем от цивилизации отбились.
Слух у меня хороший и присутствие людей по ту сторону двери я почувствовал еще до того, как уловил их мысли. Просигналил напарнику. Тот отнеся к новости философски — сразу они все равно дверь не вскроют, так что несколько часов у нас имеется.
— А потом что? Будешь отстреливаться?
— Нет, отстреливаться у меня долго не получится. Забросят внутрь какую-нибудь химию и возьмут нас тепленькими. Есть другой способ.
— Какой?
— Потом расскажу, когда Оля проснется. Не люблю два раза повторять. Спи пока. Мне тоже отдохнуть надо. Я ничего подобного раньше не делал и предполагаю, что сил понадобится немерено. Но вдвоем мы справимся.
Резак и баллоны привезли только через три часа. Вместе с профессиональным сварщиком. Оглядев дверь, работяга выругался сквозь зубы и сделал попытку отказаться, заявив, что здесь не газ, а алмазная фреза нужна — толщина стали, мол, тут не меньше фута. Но Эллингтон рявкнул, что это не его ума дело. Велели резать — значит режь, а думать тут есть кому и без тебя. Сварщик только поморщился, но газ включил. Немножко повертел вентили, фокусируя пламя, и приступил к работе. Металл зашипел, пузырясь, и по выпуклой поверхности двери покатились, соскакивая на пол, ослепительно-яркие капли. Резак медленно двигался вниз, оставляя за собой узкую канавку глубиной не более пары дюймов.
Я понял, что это надолго, и отошел в сторону. Ничего, я долго ждал, сейчас подожду еще немножко. Теперь этот русский от меня уже никуда не денется.
Я разбудил Ольгу, когда за дверью послышалось шипение резака.
— Поднимайся, милая, нам пора убираться отсюда. Плохие дяди начали дверь резать. Скоро здесь будут.
— А как мы будем отсюда выбираться? Ты откроешь портал?
— Нет, порталы — это не наше, не земное. Нам не требуется устраивать проколы, раздирая ткань пространства. Есть другой способ.
— И какой же?
— Да так, — я скромно потупился, — частный случай теории вероятностей.
— А конкретнее?
— Очень просто. Когда вероятности выпадения орла и решки одинаковы, монета становится на ребро. Это неустойчивое, пограничное состояние. Малейшее смещение вероятностей — и монета падает. Выпадает либо орел, либо решка. Человеческая мысль обладает способностью менять вероятности. Как именно это происходит, я не знаю. Все дело в волевом усилии. Одни способны на это, другие — нет. Тех, которые способны, очень мало. Но они есть. Не все из них знают об этой способности. Не все могут развить ее. В моем роду было трое мужчин, обладающих этой способностью. Последний — мой прадед. Потом — как отрезало. Способность оставалась латентной, не развивалась. Как будто какой-то внешний блок наложили.
— А теперь?
— Когда я был на Тэчче, землеподобной планете на противоположном конце галактики, местная знахарка сняла этот блок. Теперь я способен изменять вероятности.
— И что это нам дает? Выпадет орел?
— Орел? Орел — это просто. Такие вещи многие люди могут проделывать. Тут другой случай. Сейчас я нахожусь здесь. На Техасе-2, в подземелье. Но вероятность моего нахождения в этой точке пространства вовсе не равна ста процентам. Не встреться нам при возвращении погоня, я бы сейчас уже дома находился. Имелась такая вероятность, причем близкая к пятидесяти процентам. А ведь я мог вообще не появляться на Техасе-2. Твое освобождение могли