Она взглянула на него зло и растерянно.
– Не понимаешь?… У меня сестра умирает!.. Я должна быть там.
Она ухватила сумочку и выбежала из комнаты. Михаил вскочил, едва не подавившись куском мяса, догнал ее в коридоре.
– Но если умирает, что ты можешь?
– Посижу с нею, – бросила она на бегу, – буду держать за руку.
– Это поможет?
– Нет, но ей будет легче.
– А тебе?
– Мне тяжелее, – огрызнулась она, водя пальцем по экрану смартфона, – но кто о себе думает в таких случаях?
Выбежали на улицу, тут же подъехало такси.
Михаил забежал вперед и распахнул перед Синильдой дверцу, как видел в каком-то фильме, а потом, усадив Синильду, поспешил обогнуть автомобиль спереди и сесть с нею рядом.
Она бросила коротко, не глядя в его сторону:
– Тебе ехать со мной не стоит.
– Почему?
– А зачем? – спросила она раздраженно и с тоской в голосе. – Я сейчас никакая… Мне нужно поддержать сестру.
– А мне тебя, – ответил он.
Она метнула в его сторону короткий взгляд, вроде бы полный удивления, но тут же ее лицо стало сосредоточенным, всеми мыслями она уже там, в больнице, рядом с младшей сестренкой.
Глава 8
Они вбежали в приемный покой, Михаил чувствовал сильнейший запах не только лекарств, но и неулавливаемые людьми боль и страдание, разлитые не только в воздухе, но и выплескивающиеся из окон и дверей.
И пока спешили по коридору, он все сильнее чувствовал эту боль, эти угасающие надежды, это нежелание угаснуть, дать тьме погасить искру, зароненную в их души Творцом.
Синильда столкнулась в дверях с медсестрой, та сказала с сочувствием:
– Хорошо, что вы пришли… Уже недолго.
– Как она? – спросила Синильда.
– Только что дала ей сильнейшее обезболивающее, – сообщила сестра. Она бросила короткий взгляд на Михаила. – Держитесь.
– Спасибо, – сказала Синильда.
Медсестра со вздохом опустила голову и пошла прочь по коридору, а Михаил вслед за Синильдой торопливо вошел в палату.
Сердце его сжалось: на просторной больничной постели в самой середке лежала, едва не потерявшись в таком громадном пространстве, очень исхудавшая девочка лет пяти-семи с абсолютно лысой головой, вся бледная настолько, что почти прозрачная.
Она всмотрелась в подбежавшую к ней Синильду, слабо улыбнулась бескровными губами.
– Сестричка…
Синильда перехватила ее слабую и тонкую, как стебелек, руку и уложила обратно.
– Лежи-лежи. Сейчас не больно?
– Нет, – прошептала девочка. – Уже не больно.
Михаил придвинул Синильде единственный стул, а когда та села, остался за ее спиной, рассматривая этого человеческого ребенка со щемящей жалостью и сочувствием, хотя и вроде бы глупо так чувствовать, ежедневно таких вот детей умирает около ста тысяч, как было сказано в какой-то их телепередаче.
Но они где-то, а этот беспомощный ребенок здесь, ей страшно и одиноко, хотя сестра сидит рядом и держит за руку, но все равно одиноко, потому что уходить из этого мира только ей, только ей…
Повинуясь чему-то человеческому в его теле, он обогнул стул и подошел к больничной койке вплотную. Девочка подняла на него не по-детски серьезный взгляд.
– Я плохо вижу, – прошептала она, – ты кто… ангел?… Это за мной?
Синильда промолчала, глядя в ее лицо с печалью и любовью, Михаил чувствовал, с каким усилием она удерживает слезы, чтобы не огорчать младшую сестренку.
– Да, – ответил Михаил, – тебя там ждут… Такие же чистые и невинные души…
Она слабо улыбнулась и, вытащив бледные пальчики из ладони сестры, протянула руку в его сторону, все еще слабо щурясь.
