– Все готово, как и было приказано.
– Эх ты, – сказал Азазель с укором, – что ж ты сразу выдаешь? Учу прикидываться, учу, а ты… эх, не быть тебе женщиной.
– Врать нехорошо, – ответила Сири с достоинством. – Неприлично, а иногда и наказуемо. Готовы салаты, это полезно, мясные блюда, это вкусно, и твои любимые пироги, от которых ты никак не разжиреешь, что совсем непонятно…
Михаил сел напротив Азазеля, а Синильда быстро попрощалась до завтра, коротко сообщив, что ей нужно заехать к бабушке, а у них есть о чем поговорить.
– Есть о чем? – переспросил Азазель озадаченно, повернулся к Михаилу, кивнул. – Что случилось? Лицо у тебя больно… перекошенное как-то. И глаза выпучены, словно с кишечником нелады.
– Мы из больницы, – ответил Михаил еще тише. – Там умирала сестренка Синильды. Я как-то совсем нечаянно, что ли, но вмешался в ход…
Азазель тихонько охнул.
– Что… не утерпел?
– Да как-то само получилось, – проговорил Михаил растерянно.
– Само такое не получается, – возразил Азазель. – Это ты не удержался!
Михаил бросил в его сторону короткий взгляд.
– Голос у тебя какой-то… Слова одни, а выражение такое, что ничуть не удивился.
– Это ты такой, – сказал Азазель рассерженно. – Вы еще не вошли в комнату, а я уже видел, что где-то ты сорвался. Сестренку ту излечил?
– Да…
Азазель вздохнул с досадой.
– Какой дурак… Великолепный, чистый и честный, а еще и благородный дурак. Как можно было вмешаться, когда это запрещено и обязательно будет замечено?… Нет, дело не во всплеске!.. Ты влез в Великий План Господа, понимаешь?… Все, что в мире людей происходит между людьми, должно происходить только по воле людей!
– Понимаю, – ответил Михаил упавшим голосом.
– Пощады не бывает, – напомнил Азазель.
– Я знал и помнил, – подтвердил Михаил, – но не мог не спасти. Да, знаю, в эту самую минуту на земле умирает сто сорок две такие же девочки, трепетные и невинные. Все не доживут до утра, но все равно не мог не спасти от вечной тьмы тот гаснущий огонек. Понимаешь, одно дело знать умом, а другое… узреть своими глазами!
Азазель, морщась, прервал взмахом руки.
– Да понял, понял… Я же сказал, тебя понять очень просто. Ты чист и благороден, хоть суров и прям.
– Повторяешься, – сказал Михаил усталым голосом.
– Ты против комплиментов? – спросил Азазель. – В общем, твоя миссия оказалась короче, чем даже я думал.
– Выдирка коснется теперь уже меня, – сказал Михаил. – Наверное, нужно прихватить и тебя. Или даже отправить раньше, а то вдруг…
– Не омрачай, – сказал Азазель с достоинством, – свою репутацию нарушением слова. Видишь, как я берегу твою честь?
– Мою честь или свою шкуру?
Азазель произнес картинно:
– В мире все связано, не знал?… Прыгнувший с листка на листок кузнечик может вызвать цунами, если промахнется и упадет на спину, а если брякнется на бок, то во вселенной метеорит может изменить направление и то ли ударить в Землю, то ли пролететь мимо, хотя и намеревался разнести здесь все вдрызг…
Михаил сел, обхватив голову ладонями. Азазель сел рядом, вздохнул, произнес с сочувствием, но Михаилу отчетливо послышалось в его бархатном голосе скрытое злорадство:
– Крепись… Все-таки у тебя еще семьдесят два часа до вынесения приговора!.. Времени – зашибись! Можно войну начать. А при современных скоростях… о компьютерах слышал?… и закончить, если позволят старшие товарищи.
Михаил поморщился.
– Знаю, о чем думаешь. Семьдесят два часа – это трое суток!
– Чё, мало? – спросил Азазель.
– Мало, – ответил Михаил невесело. – Признавайся, ты подстроил?
– Чего-чего? – спросил Азазель.
– Тебе на руку, – отрезал Михаил. – Меня выдернут через семьдесят два часа… уже раньше!.. если не явлюсь на небесный суд по своей воле. Но в любом случае исчезну из этого мира через трое суток…
– А что так зациклился на этих трех сутках? – спросил Азазель.
