– Но и тебя на людной дороге не подстрелят. А вот когда свернут на проселочную, берегись…
– Справлюсь, – пообещал Михаил без особой уверенности в голосе.
– Там встретят другие, – ответил Азазель. – Если эти успели вызвать помощь. Тебя чекалдыкнут из засады, хрюкнуть не хрюкнешь! Останется только петь с арфой в руках… Остановись и с почтением жди старшего товарища.
Михаил, не слушая, продолжил гонку. Минут через десять, как Азазель и сказал, джип свернул на проселочную грунтовую без всякого покрытия. Справа и слева замелькали деревья, дорога проскакивает буквально на расстоянии протянутой руки от толстых сучковатых стволов. Некоторые деревья угрожающе накренились в эту сторону, сильный ветер когда-нибудь свалит, перегородив путь…
Когда поворот на мгновение показал вдали почти ровную дорогу, Михаил увидел помимо удирающего джипа еще и коричневый седан, что остановился на краю дороги, и с него соскакивают люди.
Азазель прав, мелькнуло в голове, подстрелить постараются, а если еще и бросят под колеса гранаты, то не спасет и толстое днище «Теслы»…
Он крутнул руль, успев увидеть молоденький лесок за толстыми стволами вышедших к краю дороги гигантов. «Тесла» проскочила между мастодонтами и с треском, подпрыгивая на кочках, поперла через кусты.
Справа и слева треск, ветки остервенело стучат в окна, он пригнулся, всматриваясь через лобовое стекло, лес настоящий, неухоженный, под ворохом листьев могут быть ямы…
…но пронесло, чутье его человеческого тела не подвело: автомобиль, ломая кусты, перепрыгнул через канаву и снова выкарабкался на дорогу, оставив засаду далеко позади.
Домик выглядит уютным и уединенным, внутри свет от электрических ламп, на плотных шторах пару раз мелькнули силуэты, а по круговой протоптанной дорожке прогуливается мужчина с коротким автоматом в руках.
Михаил всмотрелся в этого охранника, точнее, в это тело из костей и мяса, такое же, как у него, даже помоложе, а это значит, мог бы при равных обстоятельствах двигаться быстрее.
Подкравшись на цыпочках, он левой рукой зажал ему рот, а правой одновременно резко повернул в сторону, с влажным хрустом ломая шейные позвонки.
Тело опустил почти нежно, но быстро, уже всматриваясь и вслушиваясь во все, что идет от особняка.
Еще один прогуливается на веранде, доски поскрипывают под его весом, сзади подкрадываться рискованно, сбоку не получится тоже…
Он присмотрел достаточно увесистый камень, подержал в ладони, привыкая как к весу, так и к форме, задержал дыхание и швырнул с силой, рассчитав соотношение шагов часового и скорости полета камня.
Охранник, как и ожидал, рухнул лицом вперед с веранды в траву, а камень, отскочив почти бесшумно, скрылся в траве рядом.
– Прекрасно, – прошептал он, чувствуя во всем теле непривычную дрожь радости и ужаса одновременно, – Азазель прав… в этой жизни хватает интересного для всех…
В три длинных прыжка оказавшись перед верандой, он заскочил наверх, минуя крыльцо, тихонько заглянул в щель между неплотно сдвинутыми полосками жалюзи.
В комнате трое мужчин, все с оружием, но только у одного в руках, да и тот держит части разобранного пистолета и тупо смотрит в дуло, а затвор, пружина и даже магазин лежат перед ним на столешнице.
Как-то странно, должны же быть готовы и ждать его с оружием в руках, что-то здесь не так, он оглянулся, прислушался: никто ниоткуда не подкрадывается, снова непонятное, но с другой стороны, время идет, часы тикают, беспомощная и очень испуганная Синильда ждет помощи…
Он ударил ногой в дверь и сразу выстрелил дважды, хорошо помня, кто где сидит и в какой позе. Оба с пистолетами сразу откинулись на спинку дивана, у одного дыра в середине лба, у другого в левой стороне груди, но Михаил выстрелил еще раз, и боевик повалился набок.
Третий цапнул разобранный пистолет, опомнился, выхватил хищно загнутый десантный нож, но на лице его появилось обреченное выражение.
Михаил медленно убрал в кобуру пистолет, где-то видел, как так делают здешние герои, а у боевика глаза сразу вспыхнули надеждой.
– Давай, – сказал Михаил, – посмотрим, что ты за существо.
Боевик ринулся на него с выставленным ножом, глупо и очень непрофессионально, можно бы легко отобрать, Михаил уже молниеносно проделал в воображении этот нехитрый прием, но вместо этого лишь отклонил ладонью острие ножа в сторону, а сам с силой встретил кулаком в лицо.
Он ощутил, как хрустнули хрящи носа, еще бы чуть – сломал бы там глубже и кости, боевик отскочил, одной рукой ухватился за лицо, откуда обильно хлынула потоком кровь, другую выставил с ножом острием вперед.
– Не подходи! – вскрикнул он в страхе. – Убью!
Михаил процедил зло:
– Я был рожден воином, что ты можешь, мокрица…
Избегая тычка блестящим лезвием, он снова ударил, разбивая в кровь губы и чувствуя, как под его кулаком крошатся зубы.
Боевик завизжал:
