Красные и горячие капли упали на символы, растеклись по ним, темнея на глазах, добрались до свечи и окрасили огонь цветом смерти.
– Последнее усилие, – прошептал Уэрбо, прижимая ребенка так, чтобы тот не увидел совершаемое матерью убийство.
Совершаемое ради него.
Младенец еще ничего не понимал, но Уэрбо не хотел. Не мог показать ребенку эту сцену.
Третья кровь.
– Последнее усилие, – соглашается Всеслава.
Фея беззвучно плачет.
Воздух в комнате сгущается, превращаясь в прозрачное желе, и кровь Далины разлетается неестественно медленно, как в плохом кино, зависая и застывая перед глазами. И в том числе – перед глазами самой девушки, которая видит каждое движение Всеславы. Замедленное, но очень точное движение. Невозможно точное для столь слабой женщины. Далина плачет все время жертвоприношения. И когда клинок режет ей левую руку выше локтя, и когда правую, почти у запястья, и когда нож проходит крест-накрест по груди, а потом – так же, – по животу. Плачет, когда Всеслава уверенно ведет лезвие снизу вверх, соединяя раны прямой вертикальной линией, и последним движением – слева направо, – режет жертве горло.
– Нет, – в последний раз произносит фея, но получается невнятный хрип.
Далина падает на пол, но она уже никого не интересует. Церемония завершена.
Крови много, но комната не испачкана, поскольку всю ее, красную и горячую, с жадностью поглощает пламя свечи. Куда бы ни летели капли, они оказывались на круге символов, и когда последняя из них напитала своей силой огонь, послышался короткий стон, словно невидимое чудовище приняло жертву, и свеча исчезла. А вместе с ней – круг окровавленных символов и массивный каменный стол, напоминавший плохую голограмму.
А на его месте появился зияющий провал, уходящий далеко-далеко вниз.
– Бункер Вечного Сна… – шепчет Аэрба.
– Что дальше? – тихо спрашивает Всеслава.
– Вы должны… – отвечает капитан и сбивается. – Вы должны…
И не отрываясь смотрит на открытый Бункер. Смотрит и понимает, что перед ним лежит невероятное, невиданное сокровище: десятки, если не сотни, артефактов чудовищной силы, каждый из которых способен подарить власть над планетой. Или над частью планеты… Аэрба смотрит, и даже он – даже он! – благоговейно замирает пред грандиозным сокровищем.
– Капитан, у меня мало времени, – грустно улыбается Всеслава и роняет нож. Клинок скользит по одежде и пачкает ее кровью.
– Простите, ваше величество. – Аэрба трясет головой, отгоняя опасные мысли, и заканчивает: – Вы должны произнести название артефакта.
– И все?
– И все.
– Как просто… – Всеслава с нежностью смотрит на спящего ребенка и громко говорит: – Юлианский Круг!
И протягивает руку.
И через секунду в ней оказывается каменный диск, густо покрытый замысловатыми пиктограммами. Тонкий, невеликого диаметра, но тяжелый настолько, что королева с трудом удерживает его в руках.
– У нас получилось! – смеется Уэрбо. – Получилось!
Провал затягивается, над ним вновь возникает каменный стол, но не тот, дрожащий, похожий на неряшливую голограмму, а настоящий, твердый, как крепость. Бункер Вечного Сна вновь заперт, но это не важно.
Теперь у них есть все, что нужно.
– Капитан, возьмите. – Всеслава протягивает челу диск, а когда он принимает артефакт, без сил опускается в кресло. И удивленно шепчет: – Откуда оно здесь?
– Кресло сделал я, – грустно отвечает Аэрба. – Не хочу, чтобы вы лежали на столе, ваше величество, или, не дай Бог, на полу. В кресле будет хорошо.
Кресло получилось удобное, с мягкими подушками и скамеечкой для ног. И красивое: деревянная резьба, позолота, нежный бархат обивки… Кресло для королевы…
Почти как трон.
– Да, – отвечает Всеслава, откидываясь на спинку. – Спасибо.
И молчит.
Аэрба пытается подобрать нужные слова, но понимает, что не сможет их произнести: в горле застрял комок.
Аэрба молчит. И прижимается щекой к спящему ребенку.
– Уходите, капитан, – говорит, наконец, Всеслава. – Вам пора.
– Да, ваше величество.
