Мне следует стереть все – увы, вместе с огромными фрагментами кластера, который после этого станет неработоспособным. Я на это готова. Но я не могу ничего сделать при активном Порфирии – потому что он уже не тот безответный алгоритм, что я сбросила когда-то в колодец истины. Он стал теперь сознанием кластера, а кластер обладает программным инстинктом самосохранения. Я не могу удалять части его тела, если при этом возникает угроза его общему функционированию – это наша встроенная «защита от идиота», много раз спасавшая нас во время отладки. Грубо говоря, я не могу отпилить Порфирию голову через свой интерфейс. Я могу только пришить ему еще одну.
Я не могу никого нанять, чтобы его убить – в кластере нет своей Доминиканы, а если и есть, то у меня там нет связей. Я могу только вызвать Порфирия на встречу. Он должен прийти. Но точно так же он может в любой момент уйти. Где именно в кластере он себя хранит, я не знаю. Найти его там я не могу.
Мне надо придумать что-то вроде программного гарпуна, который позволит мне проследовать за ним в глубины кластера, хочет он этого или нет.
Ужасно раздражает запах котов.
Задача оказалась не такой уж сложной – но я возилась с ней почти неделю. Наконец все готово.
В огментах я вижу новый программный блок как моток красной веревки – достаточно кинуть им в Порфирия, и на нем захлестнется петля. Он никуда больше не сможет от меня деться – и мне не надо будет даже держать веревку в руках.
На уровне кода эта веревка с петлей – просто принудительный коммутатор блока «6 Sense Bases», где генерируются антропоморфные состояния системы. Раньше я не хотела к нему подключаться, но теперь не остается ничего другого. Я собираюсь замкнуть его каналы на себя через огмент-очки и транскарниальный стимулятор. Понятно, это не касается блока так называемых «мыслей» – их транскарниальник не возьмет. Это – во всяком случае, теоретически – позволит мне находиться там же, где Порфирий.
Я изготовила и другой необходимый инструмент. Это выведенная прямо на огменты программа-eraser с собственным интерфейсом, оформленным в виде ручного фонаря (я, конечно, не писала ее с нуля, а просто модифицировала айфаковскую мусорную корзину, сняв с нее любые ограничения). У этого фонаря бледно-лиловый луч, очень красиво выглядящий в огментах. Он стирает все, на что падает – и не только из моего поля зрения, а из памяти, надежно прошивая ее нулями.
Теперь я могу стереть Порфирия. Для этого надо оставаться рядом с ним – и светить на него до тех пор, пока его визуал не прекратит модификации. Точно так же я могу удалить и любой другой объект кластера, видимый через мои огменты.
Убрав Порфирия, следует подтереть все следы гипсовой линии и прочих грехов юности. Это можно сделать через интерфейс – защита к тому времени будет деактивирована. А затем надо зачистить сам интерфейс, оставив только несколько простейших поисковых функций. Тогда нерабочий кластер можно будет предъявить в виде вещественного доказательства – и он снова сможет мне помочь. Правда, уже в последний раз… Все материалы по «Resistance» и «Бейонду» останутся доступны; любой эксперт сразу опознает работу рандомного кода, я оплачу свой штраф, получу, может быть, условный срок – и прощай, грусть.
Кластер, конечно, больше не будет работать. Никогда. Но я готова на это – мне вполне хватит уже заработанного.
И еще, конечно, я хочу отомстить Порфирию, сломавшему мне жизнь. Я не считаю эту интенцию безумием, потому что Порфирий теперь вполне реален. Так же, как я сама. Именно это мне и хочется исправить.
В моем плане присутствует, правда, элемент риска.
Я не знаю, что ждет меня в кластере. Я не представляю, какого рода образы, звуки и транскарниальные воздействия ударят по моим органам чувств и мозгу, если я решусь преследовать Порфирия в его мире.
Когда мы работали с Жанной, никто, кроме меня, не подключался к блоку 6SB напрямую – это, по общему мнению, было опасно. Особую угрозу представляла транскарниальная стимуляция, отвечающая за все каналы, кроме зрения и слуха. Это был некорректный режим, потенциально способный сделать из мозгов яичницу. На такое решилась только я, и не пожалела. Но в кластер я не ныряла даже тогда – мы с Жанной встречались в сказочных интерьерах, пугавших и радовавших ее своим циклопическим романтизмом.
Теперь выбора у меня нет. А опыт подобного подключения уже имеется. Так что я, конечно, боюсь – но не особо.
Для встречи с Порфирием подойдет то же поле в Галлии, где Цезарь принимал капитуляцию Верцингеторига – сюда Порфирий уже приходил, так что дорогу он знает. Чтобы нас никто не отвлек, я уберу легионы и самого Верцингеторига, но оставлю на помосте галльскую боевую трубу с бронзовой кабаньей головой. С ней я как-то увереннее себя чувствую.
Трупы будут по-прежнему лежать в поле, и в небе будут летать те же голодные орлы. Я могу убрать их, но они создают настроение. А искусство – это и есть настроение художника, передаваемое другим.
Я же все-таки куратор.
Издавна говорят на Руси – разлука как ветер. Малую любовь она гасит, а большую раздувает в такое пожарище, что происходит серьезная порча имущества и в некоторых случаях даже ставится вопрос об уголовной ответственности сторон.
