открытое море, чтобы не развалиться при отдаче от выстрела из фальконета или принять на борт полста пудов груза вдобавок к гребцам – но десяток людей они держали уверенно. Посему ватага смогла теперь делать сразу много дел одновременно – и лед в острог возить, ибо подклеть казаки считали еще неполной, и ловы новые организовать, и немца с двумя десятками воинов на север колдовского мира отпустить.
Ганс Штраубе с азартом и настойчивостью планомерно прочесывал тундру широкой казачьей цепью и почти каждый день находил по брошенному людоедскому стойбищу. Стараниями сир-тя людоедов тут не осталось ни одного, а потому разорение их поселков сводилось лишь к сбору бивней – сражаться было не с кем. Слоновую кость казаки перетаскивали на берег, а потом вывозили в острог, быстро наполняя подклети драгоценным белым золотом.
Тем временем отряд Силантия Андреева из пяти человек отправился на двух лодках к старому острогу, и от него вверх по течению, благо путь для них был знакомый. Уже на четвертый день казаки услышали из чащи треск, высадились и пошли на звук, вскоре набредя на пасущихся в березняке троерогов – огромных пятнистых и голокожих зверей с ногами толщиной в торс человека, длинным мясистым хвостом и высоко задранным задом.
Один из ящеров был «двоерогим»: нижний левый бивень оказался сломан под самый корень.
– Ух ты, не иначе, острог наш ломал! – предположил один из казаков. – Самый крупный из стаи, почитай… Не зря именно его колдуны выбрали!
– Тише ты, баламут, спугнешь!
– Ага, как же, спугнешь такого, – хмыкнул Ухтымка. – Амбар с ногами. Плевать ему на нас, хоть в самое ухо ори!
Это было верно. Троерог, медленно двигая челюстью, в которой перемалывались листва пополам с ветками, чуть повернул голову, расправил и опустил широкий ворот, похожий на пышное немецкое жабо, сглотнул и потянулся за очередной веткой.
– То-то у деревьев тут только на макушках ветки растут, – кивнул Силантий. – Ладно, пошли за фальконетом.
Принеся с лодки уже заряженную пушчонку, казаки, не спеша и ничуть не скрываясь, привязали ее опорный штырь к одной из толстых берез, примерились по цели, высекли огонь и запалили фитиль. Все это время гигантские звери, поглядывая на охотников, спокойно поедали свежую зелень, медленно переступая от дерева к дереву.
– Ну, с богом! – Матвей взялся за фальконет, навел его в голову самого крупного зверя, поднес к запальному отверстию фитиль…
Ба-бах!!! – от оглушающего грохота заложило уши, пороховым дымом заволокло поляну. А когда белое марево рассеялось, стало видно, что троероги продолжают спокойно жрать траву, недовольно косясь на шумных двуногих.
Кроме одного, разумеется, лежащего с окровавленной головой, полуразвороченной пушечным ядром. Даже когда казаки принялись свежевать свою безразмерную добычу, троероги не проявили никакого беспокойства.
Работы оказалось на целый день, а груза – так много, что обе лодки осели по самые борта. Хорошо хоть, отсюда по реке вниз нужно плыть. Против течения могли бы и не выгрести.
Свежее мясо в остроге пришлось очень к месту. Но самой важной добычей стала, конечно же, шкура. Женщины старательно отскребли ее от остатков мясных волокон, потом натерли солью. Квасить и дубить не стали – пожалели время. Перевернутый струг густо намазали темным перегнанным маслом, после чего накрыли огромной толстой кожей, разогнали от киля вниз и в стороны складки. Сразу срезали излишки над бортами, перенесли получившиеся куски на нос и на корму, наложили с небольшим нахлестом, чтобы не протекло, – струг оказался все-таки больше ящера, пусть и не намного.
– А на нос рог приделать! – предложил Кудеяр. – Матвей, вон, целых два привез!
– Бивни для дела, – отвесил ему подзатыльник Серьга. – Не лезь, куда не просят!
Закончив работу, края и стыки корабельщики прибили к бортам деревянными клинышками, их тоже замазали сверху смолой. Несколько раз казаки внимательно осмотрели плоды своих рук, выискивая оплошности, выправляя какие-то вовсе неразличимые огрехи, но в конце концов сдались и до утра оставили все остывать и сохнуть.
С рассветом, горя нетерпением, ватажники высыпали из острога, в десятки рук подняли струг, донесли до воды, перевернули на прибрежном пляже и, войдя в волны глубже чем по колено, аккуратно опустили.
Ондрейко Усов, главный корабельщик, тут же забрался внутрь, пробежал вперед-назад, суя нос под лавки и заглядывая в щели. Потом прошел еще раз, но теперь старательно раскачивая струг с боку на бок.
– Вроде нигде пока не течет… – И он махнул рукой: – Весла несите!
Казаки, помогавшие ему в работе, быстро притащили весла с нескольких лодок, забрались внутрь. Поплыли.
Сперва вокруг острова, часто останавливаясь – видимо, осматривались. Потом бодро направились к старому острогу, возле которого и застряли на целый день. Зачем – все догадались с легкостью, и вернувшийся струг, просевший под тяжестью огромного золотого идола, встретили приветственными криками.
– Ни единой течи! – крикнул с носа Ондрейко. – Лучше нового!
Юная шаманка прижалась к плечу мужа и сказала:
– Кажется, мне пора собираться на вылазку. Струг есть, добычу вывезти удастся.
– Постой, – обнял Митаюки казак. – Я все мыслю, а ты сдюжишь такое поручение? Ты ведь сказывала, тяжелая ходишь. Тебе ныне уже трудно должно
