непонятными письменами и зеленым светящимся камнем.
– Ну, вот, дети мои. – Закончив, отец Амвросий обвел взглядом помолвленных. – Теперь вы друг с дружкой обетом связаны. Пусть чувства ваши испытанье вынесут, а уж потом, на обратном пути, Бог даст – дойдет и до сватов.
Священник повернул голову:
– Так я не понял, ты согласен ли в сваты, Иван свет Егорович? А вы, невесты-женихи, что сидите, глазами хлопаете? Упрашивайте!
Влюбленные разом повалились на колени:
– Господине…
– Да согласен, согласен, – пробурчал Еремеев. – Чего уж с вами поделать-то? Одначе в посаженые отцы кого-нибудь присмотрите, да и других… Впрочем, успеете.
Кольша и Авраама вышли из атаманского шатра, держась за руки. Остановились невдалеке от караульного костра, отошли чуть в сторону и долго целовались – крепко и сладко.
А в шатре, укладываясь спать, вздыхал о своей судьбе атаман. Вот бы и с Настей так: позвать в шатер, кольцо на палец надеть, о сватах да и пире свадебном подумать. Нельзя! Слухи-то все равно поползут, не без этого. Кольша – простой казак, хоть и кормщик, а он, Иван Еремеев, – атаман, за всех и за все в ответе. Нетерпенье свое выказывать не пристало. Любовь – слабость, а вождь должен сильным быть, без всяких чувств, словно выкованным из стали! Только такого ратный люд уважать будет и только такому – верить. Чуть расслабишься – не заметишь даже, как и уважение все пропадет, и вера. Разброд начнется, распад, не ватага уже станет, не боевая сотня, а просто сброд. И хотелось бы, конечно, как рыженькая Авраамка и Кольша, да… Атаману нельзя быть слабым, нельзя чувства свои показывать, нельзя таким, как все, быть. Нельзя! Что дозволено простому воину, не позволительно командиру. Железным, стальным не быть, так хотя бы казаться – обязательно, иначе никак.
День ото дня становилось все теплее, солнышко пригревало все жарче, в лесу на деревьях, словно весной, набухали почки, а кое-где уже начинала пробиваться молодая листва.
– Господи, это зимой-то! – дивились те, что не были с атаманом в разведке, казаки.
Те же, кто был, лишь ухмылялись: подождите, то ли еще будет! Еще насмотритесь много чего.
Лед на реке становился все тоньше, желтел и прямо на глазах таял. Отрываясь от припоя, уносились вниз по течению подтаявшие ноздреватые льдины, а к исходу десятого дня пути вода и вовсе очистилась, хотя и казалась еще студеною.
Ах, как же обрадовались казаки. Ну наконец-то! Даже и те, кто не очень-то верил, теперь убедились, что их атаман оказался прав! А ведь вроде бы обычный молодой парень… да нет, не обычный – решительный, волевой, уверенный, да и вообще – будто из стали!
…Переночевав, торжественно, с молебном, спустили струги, погрузив на них артиллерию и все припасы, отчалили…
Господи! Хорошо-то как!
Хоть и невелики кораблики, а все же по воде плыть – это не пешком по лесам пробираться да еще на себе все припасы тащить. Освободившаяся ото льда река сделалась заметно шире, привольнее, по берегам зеленел лес: сосны, ели, осины, – к ним добавились и кустарники: малина, смородина, ольха с вербою, плакучая, клонившаяся ветвями к самой воде ива.
– Малина да черемуха зацветут скоро, – не могли надивиться, казалось бы, привычные ко всему воины. – Эдак, глядишь, и ягод скоро дождемся.
В пути ловили сетями рыбу: плотву, налима, щуку, бывало, попадались и осетры, и форель, а как-то раз вытянули совсем уж неведомое чудо-юдо: небольшую, длиною примерно с локоть рыбину в передней части покрывала не чешуя, а костяной панцирь, грудные же плавники чем-то напоминали весла.
– И что за рыба такая? – почесывая голову, недоумевал кормщик Кольша Огнев. – Словно ливонский рыцарь – в броне.
– Это панцирь у ея такой, словно у черепахи. – Отец Амвросий честно пытался хоть что-то объяснить. Не всегда получалось.
Особенно когда на середине реки казаки заметили, как взбурлила вода да быстро ушло в глубину скользкое змеиное тело длиною саженей в пять!
– Это что, тоже рыба?
– Скорей уж – змей морской!
– Речной тогда уж.
– Ой, братцы! – с опаской поглядывая на воду, воскликнул Силантий Андреев. – Може, нам пушки да тюфяки зарядити?
Иван, услыхав его слова, улыбнулся:
– Понадобится – зарядим. А со змеями да с драконами и пищалями сладим – ништо! Это ж не василиски да не упыри, не лесная нечисть – от обычной пули дохнут.
– Ой, спаси, Господи, братцы!!! – вытащив сеть, вдруг заголосил, отскочив в сторону, Афоня-послушник. – А это кто еще? Ой… страшной какой! Зубастый!
