«И я, дурак, жду, пока Том и Нед изыщут способ, как взорвать станцию, снова сделать меня уязвимым для твоих пуль, — губы Холидея скривились в горькой усмешке. — Не предложить ли свои услуги Римскому Носу?»
16
— Привет, Док, — поздоровался Генри Уиггинс, входя в салун «Ориентал» и направляясь к столику Холидея. — Так и знал, что встречу вас здесь.
— Вам разве не положено заниматься, так сказать, финансовой стороной дел Тома и Неда? — спросил Холидей.
Уиггинс покачал головой.
— Они сейчас работают над чем-то крупным и сказали, что я буду их отвлекать. Вот уж не знаю: радоваться или обижаться.
— Наслаждайтесь вынужденным отпуском. Если повезет, долго он не продлится, — Холидей указал на бутылку виски. — Угощайтесь.
— Не понимаю, как вы это пьете, — проворчал Уиггинс.
— Гм, не пейте, коли не нравится.
— О, если время от времени прихлебывать по граммулечке, вреда, я думаю, не будет. Однако вы закладываете за воротник, будто завтра для вас не наступит.
— Для некоторых из нас это выражение вполне даже меткое, — ответил Холидей.
— Док, черт вас дери, не смейте так говорить! — пожаловался Уиггинс. — Год назад, когда мы только познакомились, вы тоже умирали. Так вот же вы, сидите тут, живой. Просто хватит издеваться над своим телом…
— Это чахотка над ним издевается, — ответил Холидей. — Виски помогает ее терпеть.
— Ну ладно, — тяжело вздохнул Уиггинс, — я сдаюсь.
— Ценю вашу заботу, Генри, — поблагодарил его Холидей. — Нет, правда, я ценю. Почти все окружающие либо желают мне смерти, либо им вообще плевать на меня. Вы же хотите, чтобы я жил.
Уиггинс достал тонкую сигару.
— Не возражаете, если я закурю?
— Не вопрос. Просто выдыхайте дым в сторону от меня, — Холидей отпил из стакана. — Ну, как поживаете?
— Как я уже сказал, это лучшая работа, что у меня когда-либо была, — признался Уиггинс. — Я неплохо жил, продавая дамские корсеты, и совсем неплохо поживал, когда приторговывал лауданумом и прочими лекарствами, однако все это не идет ни в какое сравнение со сбытом изобретений Тома и Неда.
— Всем так нужны электрические лампочки и фонографы? — спросил Холидей.
Уиггинс кивнул.
— А знаете, на чем я делаю настоящие деньги? На металлических дамах!
— Неудивительно, — ответил Холидей, отворачиваясь, когда Уиггинс, забывшись, выдул дым ему в лицо. — В этих краях на десять мужиков одна женщина.
— Знаете, что самое невероятное? Четверть покупателей — на самом деле покупательницы!
— Здесь развелось много либо дегенераток, либо исключительно некрасивых мужиков.
— Справедливо последнее: жены приобретают металлических женщин, лишь бы не отношаться с мужем.
— Занятное слово: отношаться, — вслух подумал Холидей. — Должно быть, металлические любовницы чертовски дороги. Если уж семья может себе одну такую позволить, значит, у мужа на стороне имеется живая любовница, а то и не одна.
— Вполне возможно, — согласился Уиггинс, — однако мужья, если имеют любовницу, а то и двух, не склонны делиться этой истиной с женами.
— Резонно, — признал Холидей. — Кейт — не одна такая, кто способен убить в припадке ревности и гнева, — он отпил еще виски. — Что ж, рад вашим финансовым успехам, Генри. Сколько у вас детей?
— Все так же трое. С тех пор, как я устроился работать к Тому и Неду, дома, в общем, пробыл от силы месяц.
— Вам, коммивояжерам, чертовски везет, что по стране не ездят продавцы металлических мужиков.
— Том говорит, что когда-нибудь почти весь труд ляжет на плечи машин.
— Только, надеюсь, не тот труд, которым заняты его металлические цыпочки, — ответил Холидей. — Как далеко вы ездите по делам?
— Я побывал почти во всех крупных населенных пунктах по сию сторону Миссисипи, — сказал Уиггинс. — По пути мне попадалось столько всего интересного, столько занимательных людей. Я видел могилу Джесси Джеймса[2]. Видел, как выпивают за одним столом Коул Янгер и Клэй Эллисон. Видел могилу Билла Хиккока и стол, за которым его пристрелили во время карточной партии.
