— Трое исполнителей с арбалетами оборвут ваш путь на Алмазной площади в установленное время.
— Обалдеть. — Я оставила чашку в покое и перекинулась на салфетку.
— Собственно, это все, что я намеревался до вас довести. — Кронпринц поднялся. — Ясного дня, лайнере.
Я чуть приподнялась, желая задержать его, и Шиаду остановился, почувствовав мой порыв. Но, встретившись взглядом с рубиновыми радужками, я мотнула головой, отменяя вопрос.
Дроу покачался с носка на пятку несколько секунд, нахмурился и вышел.
Я ущипнула себя за руку, боясь поверить в происходящее. Неужели завтра меня ждет встреча с Мастером, Аршаланом, а если повезет, то и с бабушкой… Нет, это непостижимо! Разум отчаянно не хотел умирать.
Я взялась за ближайшие льйини сразу, как почувствовала неладное. Меня блокировали! Плетения вокруг создали такую мощную сеть, что сравнялись с защитой Алмазной площади. Да что происходит, в конце концов? Это такая очередная перестраховка царственной особы? Как я ни старалась, пробиться наружу не удавалось. Неплохой совет по поводу побега, Шиаду, пять баллов! Стража не позволит покинуть контур покоев, а плетуны лишили меня возможности попытаться прорваться силой или воспользоваться иными путями.
Ярость начала затуманивать сознание, заставляя его провалиться глубже в теневую часть льйиниэра. Мир мгновенно потерял краски. Я была здесь лишь однажды и еле унесла ноги не без помощи Мастера. Внезапно что-то ткнулось в меня сбоку — за плечом клубилась темно-серая Льйи Тайги, в которой я с трудом опознала Вайссориарша. Ректор погрозил мне пальцем, его льйини были расцвечены нежными переливами грусти, и меня выбросило из состояния концентрации прямо на пол столовой залы.
Я села только спустя какое-то время, чуть потряхивая головой. Под черепную коробку, притупляя чувства, словно набилась вата, как от легкой контузии. Все пути к бегству были отрезаны! Пальцы рук сцепились в замок, пытаясь удержать рвущуюся наружу истерику. Но эмоции все-таки выплеснулись наружу вместе с рыданиями. И я бросилась к первому попавшемуся предмету. Им оказался комод и все, что на нем стояло.
Слезы застилали глаза, поэтому я не скоро увидела, что натворила в безумном порыве, поддавшись истерике. Столовая зала теперь мало походила на обеденную комнату и вообще на залу. Это был кусок чащи после выхода. Неплохо, если учесть, что я не прибегала к плетению.
Обретя способность мыслить, мозг снова принялся штурмовать сознание.
Что мне делать, если бежать каким-то образом удастся? Я нисколько не сомневалась, что меня будут искать и найдут. Жить одна в пещерах я больше не смогу, при мысли об этом перехватило дыхание, а горло сжал спазм. Вернуться на Землю самостоятельно при моем «везении» и отсутствии знаний вряд ли получится, если только положиться опять на авось и прыгнуть в любой открывшийся стихийник. Но один раз авось меня уже подвел! Я скосила глаз на область диафрагмы под грудью. Таким макаром меня может занести в мир с какой-нибудь дрянью вместо атмосферы, и моя смерть будет еще страшнее.
Может, кинуться в ноги кронпринцу? Князю? Рассказать о своем положении, вдруг они отложат казнь, пока не родится ребенок? Сколько это? Пара десятков лет? Меньше? А я что-нибудь придумаю за это время…
Гордость издала вопль протеста, а логика в мгновение ока отмела вариант. Такая причина не будет иметь весомого значения для венценосных дроу. Тио за внешним добродушием оказался существом, по сути, жестким и безразличным, я сомневалась, что все происходило без его ведома. Что для него, а уж тем более для его сына беременная человечка?
Вайссориарш мог бы проявить научный интерес к первому в истории этого мира отпрыску хассура. Но становиться подопытной свинкой мне совсем не хотелось. Что, интересно, сказал бы по этому поводу Кирсаш? Его мнение мне узнать как раз не суждено.
На меня навалилась страшная апатия. Впервые за время пребывания в этом мире руки опустились, и я была не в силах вывести себя из этого состояния. Как будто лампочка, работая вхолостую дни напролет, внезапно выработала свой ресурс и погасла. Так и я в стремительном желании вернуться в свой мир, выжить в невообразимых для землянина условиях, похоже, перегорела, потухла.
Думы замедлились и разбились на фрагменты. Воспоминания смешались с мечтами и перепутались так, что я не могла вычленить явь. Самый краешек разума отмечал все изменения, выстраивая сложные логические цепочки, чтобы до меня наконец дошло, что все это — защитная реакция организма от наступающего безумия.
И как только я это поняла, карточный домик рассыпался, все кусочки вернулись на свои места, а апатия сменилась спокойствием.
Повернув голову, я заметила, что за окнами светает. За всю ночь ни разу не сомкнув глаз и пройдя все стадии больного на голову человека, я снова стала собой и подскочила, испугавшись, что не успею самого главного. Обыскав половину спальни и обнаружив-таки в будуаре пергамент и графитовую палочку, я замерла над столешницей секретера.
Слишком много чего я хотела ему сообщить, но катастрофически не хватало времени описать все. Сбегав в спальню, я бережно взяла спящего кагарша и прижалась к жестким бороздкам родного клубочка щекой. Потом легко пробежала пальцами по очертаниям лапок, задержавшись на той, которая обычно выпадала, когда сон паукокрабика становился особенно крепким, и написала всего одну строчку прямо посередине белого листа странным, размашистым, нехарактерным для себя почерком. Оставив Рюша рядом с запиской, я связала их воедино цепочкой пояса и направилась в ванную. Хотя меня и не обезглавят, но голова должна быть чистой.
