конкретного мира в свой? И, судя по всему, это случалось не единожды.
Значит, я — болванка?! Практически удавшийся эксперимент?! Горечь сковала мышцы, встала в горле жестким комком. Тяжело осознавать, что твой талант, который так тяжело развивался, является вовсе не твоим. Во что превратилась моя аура и какой она была изначально? Боюсь, мне этого никогда не узнать. А самое главное… Я распустила зрение, вглядываясь в плотный кокон с зафиксированными узлами. Что он хочет получить в итоге? И как удержать изменения? Даже сейчас, когда я не могла плести, отлично видела, что клубки хрупки и потяни только за иглу — развяжется основной узел…
Кажется, я задремала.
— Ты прекрасна, дорогая. Я бы, пожалуй, на тебе женился.
— Мечтай!
— Каждый создатель влюблен в свое творение. — Дроу пробежал кончиками пальцев по моей щеке. — Все-таки эти консервативные снобы страшно ошибаются насчет вас — людей. Именно несовершенство делает вас уникальными. Айаре! Какая раса могла бы получиться при должном отборе!
От его ласки мне стало дурно так, что я еле сдержала рвотный рефлекс и не расслышала толком фразу. Как он сказал? Творение?
Волосы на затылке зашевелились, а мозг отчаянно работал. Он сказал — творение! О Сестры! Что же такое получается? Мы с ним связаны?! Накрепко узлами созидания? «Непрерывная связь» — так говорил Мастер. И что будет, если прекратится вливание энергии, если с моим Создателем что-то случится? Я вспомнила свою розу в нижних пещерах и поняла, что не вижу никакого выхода из сложившейся ситуации. Даже если меня найдут, а с Лий'оном что-то произойдет — меня ждет плачевная участь цветка.
— Я рад, что мне попалась именно ты! — тем временем говорил вельможа. — Есть в тебе нечто такое, что цепляет за льйини.
— Отвяжи, покажу на примере, чем могу тебя зацепить. — Мои пальцы скрючились, как птичьи когти, ногти были достаточно остры, чтобы украсить его лицо долго заживающими ранами.
— И никакой благодарности. — Горестная гримаса скользнула по прекрасным чертам темного, мое скривилось в подобии отражения. — А ведь я так оберегал и холил твой талант и новорожденную сущность. Подумать только, была простая человечка, а теперь почти драконица. Моя собственная. — Дроу хохотнул и даже причмокнул от удовольствия.
— Ага, — кисло выдавила я, — недодракон-франкенштейн, ручной, одна штука. Улет!
— Ты все-таки неисправимо груба. — Прекрасные черты брезгливо сморщились. — А летать ты никогда не сможешь, тут ты не права.
— Зато могу прекрасно планировать.
— Не уверен, что у тебя будет шанс попробовать.
Тон моего похитителя перечеркивал все ранее сказанное о дружбе и женитьбе. В нем появились торжествующие нотки и легкое нетерпение.
Я вдруг почувствовала, что воздух в пещере наэлектризовался, заставляя мои волосы порхать вокруг головы. Все точки на теле, куда были воткнуты иглы, сильно потеплели и принялись пульсировать, диссонируя с участившимся пульсом. Плетения дроу усложнились настолько, что я не могла вычленить ни единой связки. А в зале как будто стало меньше света, и от пола начал подниматься густой тошнотворно-зеленый туман. Это последнее чуть не ввело меня в состояние паники, я лишь чудом сдержалась, чтобы не забиться в своих оковах и не попробовать снова плести, зная, чем все это обернется.
Лишь легкий укол возвестил о том, что последняя игла вошла во вторую ладонь, сразу же окутав руку пламенем. А мой мучитель бросил на меня последний удовлетворенный взгляд и почти бегом кинулся к выходу из залы. Куда-то пропал локарн и скрылись Полутени, оставляя меня наедине с растекающимся по пещере жидким ужасом. Ничего особенно страшного не происходило, жжение вполне можно было терпеть, а туман оставался в рамках помещения и едва доходил мне до лодыжек, но, Сестры, как же было страшно! Чувство было странно ново и неописуемо, вряд ли кто-то из смертных когда- либо сталкивался с необъяснимым кошмаром подобной силы. Он подавлял волю и способность к здравомыслию. Заставлял коченеть все члены, замедляя кровь, выбивал дыхание из легких, оставляя душу корчиться в липких объятиях ужаса.
Я никогда бы не смогла объяснить, откуда они возникли и были ли на самом деле, а не явились плодом моего воспаленного разума. Два черных силуэта будто соткались из песчинок тьмы, наполняющих пещеру, и всосали в себя все тени, распространяя взамен зеленоватые миазмы тумана. Мой мозг отказывался анализировать увиденное, а может, его ресурсов просто не хватало, чтобы объять происходящее, но я не могла бы объяснить, были ли они огромными или маленькими, худыми или необъятными, божественно красивыми или уродливыми до отвращения.
Когда их силуэты обрели некое подобие материальности, волна паники чуть схлынула, давая возможность рассмотреть прибывших. Они все-таки были божественно уродливы — эти две женщины с гипертрофированно вытянутыми силуэтами и черепами фараонов восемнадцатой династии. Их узкие лица имели скорее звериные, нежели человеческие черты. Прямые носы выходили прямо изо лба, заканчиваясь тонкими миндалевидными отверстиями ноздрей, крупные надбровные дуги прятали глаза в черных провалах, делая невозможным рассмотреть форму глаз, длину ресниц и цвет радужки. Создавалось ощущение, что глазницы не имеют яблок, а вместо них заполнены черным газом тьмы. Не будучи нагими, их гибкие тела не имели ни одной детали одежды. Они кутались в платья из собственных волос — длинных, серых, невесомо легких, казалось живущих своей особой жизнью. Конечности их были слишком длинны, но далеко не хрупки, а скользя взглядом по сужающимся книзу лодыжкам и скрывающимся в тумане ступням, я с ужасом заметила на ноге одной из фигур массивный браслет с цепью, теряющейся в зеленоватых клубках у пола.
— Послушник достиг определенных высот, — прошелестел голос.
