– Вы правильно поступили, Георг, – улыбнулась я. Значит, Эрвин Калле. Не слишком-то похоже на его обычное поведение. Он, конечно, эксцентричен, но эксцентричность обычно проявляет в несколько иной сфере. – Мистер Калле не говорил ничего?
– Нет, – нахмурил брови Георг – происходящее явно ему не нравилось. – Он крайне взволнован и настаивает на беседе лично с вами.
– В таком случае не будем заставлять его ждать.
Не теряя больше времени, я прошла в зал. Эвани осталась на кухне с Мэдди и миссис Хат – как ни странно, эти трое вполне нашли общий язык. Эрвин Калле ждал меня, нервно расхаживая по залу. Признаков опьянения не было, но запах чувствовался даже издали. Я помедлила, но потом все же вошла в зал. Георг остался у дверей в служебное помещение, буквально в шаге от меня; случись что, он сумеет скрутить хлипкого художника.
– Доброе утро, мистер Калле, – поздоровалась я, привлекая внимание Эрвина. Тот замер так резко, что мне стало не по себе. В последнее время он красил волосы в огненно-рыжий цвет и от этого сейчас походил на безумца.
– Недоброе, леди Виржиния, для меня – недоброе… – Голос у него сорвался. – Четыре дня тому назад погиб мой близкий друг. Вероятно, вы слышали о нем. Патрик Морель.
– Конечно же, слышала… – Я почувствовала себя так, словно меня чем-то тяжелым ударили по голове. Быть того не может… Патрик Морель, звезда, блистающая на подмостках Королевского театра… Блиставшая. – Так вы были знакомы? Мои… мои соболезнования. Как это случилось?
– В Управлении спокойствия говорят, что это было самоубийство. Он повесился, – мертвым голосом ответил художник.
Самоубийство друга. Неудивительно, что Эрвин Калле в таком состоянии. Странно только, что он пришел за утешением в «Старое гнездо», а не к своей нынешней «вдохновительнице».
– К сожалению, даже самые лучшие уходят, – произнесла я, стараясь вложить в эти слова искреннее сочувствие. – Но Патрик Морель… Кто бы мог подумать, что он покончит с собою. Ведь у него было все – и красота, и талант, и главные роли в спектаклях. Поверить не могу, что его больше нет.
Эрвин Калле дернулся, словно от удара, и рассмеялся – хрипло, глухо.
– Да, у него было все… Леди Виржиния… – Внезапно он оборвал смех и шагнул вперед, судорожно сжимая кулаки. – Патрик Морель не был самоубийцей. Я точно знаю, что его убили.
– О…
– Вы не верите мне? – Эрвин бессильно поник и покачнулся, как увядший тропический цветок на холодном аксонском ветру. – Я…
– Святые небеса, только не впадайте в отчаяние! – Наплевав на правила этикета, я подошла к художнику и взяла его за руку. – Прошу вас, присядем там, за столиком. Георг, будьте любезны, сделайте нам напиток из мелиссы, меда и лимона… А вам, мистер Калле, нужно просто успокоиться и рассказать мне в подробностях, что же все-таки произошло.
Георг понятливо кивнул и скрылся в служебных помещениях. Я же отвела Эрвина к столику в самом дальнем углу, за ширмой. До открытия кофейни оставалось еще около часа, но лучше было заранее устроиться там, где никто не помешал бы разговору – и не увидел бы художника в таком плачевном состоянии. Эрвин шел послушно, цепляясь за мою руку, как ребенок – за материн подол. Мы так и сели за стол – рядом, не разнимая рук. Волосы у Эрвина были давно не мыты и свисали неопрятными перепутанными прядями. Лицо осунулось, глаза покраснели, словно он в последние дни забывал о сне и пище.
А на руках у него почти сошли постоянные пятнышки разноцветной краски – и это был самый тревожный признак. Ведь он означал, что Эрвин уже долгое время не заходит в свою мастерскую.
– Кажется, вы упоминали, что Патрик Морель был вашим другом, – начала я осторожно. Некоторые нарывы лучше вскрывать сразу. – Расскажите мне о нем. Вы давно знакомы?
Эрвин судорожно вдохнул и почти до боли сжал мои пальцы.
– Уже семь лет. Со времен учебы в Университете Иль-Ситэ, в Лютье.
– Получается, вы сблизились в студенческие годы?
– Да. К слову, дипломов мы так и не получили. – Эрвин улыбнулся – болезненно и натянуто, однако это была настоящая улыбка. – Я забросил науки ради мольберта, а Пэтси – ради сцены. Денег вечно не хватало, приходилось подрабатывать в самых разных местах. А потом Пэтси предложил безумную идею – оставить родной край и сбежать в Аксонскую Империю…
Эту историю я хорошо знала. Эрвин частенько пересказывал в кофейне всем желающим байку о том, как он пешком пересек половину материка, потратив на это почти полгода, а затем тайком пробрался на паром – и так попал в Бромли. Оказавшись в столице без единого рейна в кармане, юный мистер Калле не растерялся. Используя свой незаурядный талант к очарованию немолодых женщин, он набился в «подмастерья» к известной в то время художнице Николь Бонне. Она тоже была родом из Марсовийской Республики, тоже когда-то жила в городе Лютье и, конечно, не могла отказать в помощи своему соотечественнику – бедному, но талантливому юноше… Но я даже не подозревала, что свой путь Эрвин начинал не один, а с Патриком Морелем.
– …в Бромли наши пути разошлись. Пэтси повезло – в театре Сен-Ирэн шел спектакль, в котором на роль требовался мальчик с сильным марсовийским акцентом. Потом антрепренер заметил Пэтси и взял его в труппу. Платить не стал, зато предложил еду, место для ночлега – и возможность учиться.
И, судя по всему, юноша времени зря не терял. Это для таких людей, как я – бесконечно далеких от театра и сценического искусства, триумф Патрика
