чуть позже. Сейчас я хочу сказать тебе одну вещь.
— Какую, папенька?
Владислав Загорский взял дочь под локоть. Девочке нужна будет поддержка, когда она узнает правду.
— Об этом человеке.
— Ты о Петре?
— Да. Дело в том, что он… нас покидает.
Владислава остановилась.
— Как? Почему? Зачем?
Князь вздохнул. Смятение дочери сказало ему слишком много. Пожалуй, он правильно сделает, если нарушит данное слово.
— У него есть дела. Важные жизненные обстоятельства, из-за которых он не может и не хочет оставаться с нами.
Исподтишка наблюдая за лицом дочери, князь заметил, что на последних словах Владислава несколько успокоилась.
— И что это за дела?
— Видишь ли, дочка, дело в том… Даже не знаю, как сказать. Дело в том, что этот Петр Михайлик — совсем не тот человек, за которого себя выдает. Скажи, где вы с ним познакомились?
— На пароходе. Мы плыли по Волге и… Но, папа, при чем тут это? Он мне кое-что рассказывал о своей жизни.
— А он рассказал тебе, что на самом деле он — беглый каторжник? Ты видела у него на запястьях следы от кандалов?
Владислава похолодела. Ей стало страшно, как и тогда, в тот день, когда она узнала правду. Раньше, да и теперь еще иногда каторжники в ее воображении рисовались лохматыми уродливыми опустившимися мужиками в лохмотьях, сутулыми, грязными, с тупыми злобными лицами. Петр был совсем не таким. Достаточно было вспомнить его осанку. Его скорее можно было представить в парадном мундире, с эполетами и саблей на балу в Дворянском собрании, чем в лохмотьях и с кайлом на руднике.
— Да, папа, — пробормотала она. — Знаю.
— Вот как? — Князь был неприятно удивлен.
— Да. Он мне говорил.
— И ты знаешь, почему он был осужден на каторгу?
— Да. Он принимал участие в восстании.
— Он и ему подобные подняли мятеж против императора! Они хотели свергнуть царя и убить его семью!
— Нет, этого не может быть!
— Может, девочка моя, еще как может. — Отец взял дочь за руку. Рука была холодна как лед. Ослабевшие пальцы разжались, роняя цветы на дорожку. — Тебе было всего семь лет, ты этого почти не помнишь, тем более что все произошло в столице. Но я знаю. Не скрою, я не испытывал к ним особой симпатии, когда все открылось. Ненавидеть восставших? Нет. За что? Но и любить особо их не любил и их взгляды не разделял. Убийство — это не выход. Уж если что-то и менять, то постепенно, путем реформ. Но сейчас это не главное. Главное, что этим человеком заинтересовалось Третье отделение и сами инквизиторы.
— Инквизиторы? Но почему?
— Есть причины.
— Расскажи!
— Начать с того, что его настоящее имя — Лясота Травник. И он не просто мятежник, участник восстания. Он — ведьмак.
— Колдун?
— Да.
К несчастью, Владислава представляла, кто такие колдуны. Память о днях, проведенных на чертовой мельнице, была еще свежа.
— Сама понимаешь, оставить это дело просто так мы не можем. С Третьим отделением шутки плохи.
— И что теперь будет? — прошептала она.
— Поскольку Лясота Травник честно выполнил свой долг, вернул тебя целой и невредимой, спас жизнь, я намерен отплатить ему добром за добро. Я не напишу в Третье отделение, кто он на самом деле. И вообще буду молчать о том, что когда-то виделся с этим человеком. В обмен на мое молчание твой спаситель обещал как можно скорее покинуть наш дом.
— Как — покинуть? — прошептала Владислава. — Навсегда?
От отца не укрылась внезапная бледность, залившая лицо дочери, и ее потухшие глаза. Черт побери, только этого недоставало!
— Навсегда.
Княжна была близка к обмороку. Чтобы не упасть, она ухватилась за руку отца.
— Я могу с ним проститься? — как со стороны, прозвучал ее изменившийся голос.
