— 3-зачем вы эт-то сделали? — запинаясь на каждом слове, пролепетала она, а по щекам одна за другой бежали слезы.
— Прости. — Хотелось слизнуть слезинки с ее кожи. — Так надо, на удачу. Она нам понадобится. Одевайся и жди меня.
Оттолкнул и вышел, прикрыв дверь.
Терем засыпал. Многие разбойники уже разбрелись по углам. Иные храпели прямо там, уронив головы на стол. Лясоту вело, мотая из стороны в сторону. Он нарочно казался пьянее, чем есть на самом деле, чтобы случайный свидетель подумал, будто он сейчас свалится и уснет прямо на полу.
Тимофея Хочухи за пиршественным столом уже не было, и Лясота двинулся по терему наудачу. По скрипучим ступенькам поднялся на второй этаж, в верхние горницы.
Атаман спал на пуховой перине, обняв прильнувшую к нему Настасью. Ночь была теплой, и они лишь наполовину натянули толстую меховую полсть. Несколько секунд Лясота стоял на пороге, собираясь с духом. Потом сделал шаг. Двигаться приходилось медленно, осторожно — хмель еще гулял в теле, гудел в голове. Скрипнула половица. Звук показался громким и резким, как выстрел. По спине побежала струйка пота. Нет, не проснется. Тоже пьян. Не настолько, но все-таки…
Прежде чем приступить к главному, Лясота торопливо обыскал вещи атамана. Денег не нашлось, а вот саблю и хороший нож он забрал. Помедлив, сунул за пазуху тугую мошну[11] — на ощупь, там было полно всякой всячины, авось что полезное найдется. Только после этого, затаив дыхание, подобрался к постели.
Тимофей Хочуха спал на спине, в распахнутом вороте рубахи виднелась мощная грудь, поросшая курчавым волосом. Был заметен и кожаный шнурок, на котором висела заветная ладанка. Но поперек его груди лежала женская рука — Настасья крепко обнимала супружника, словно тот мог сбежать от нее во сне.
Стараясь не дышать, Лясота тихо-тихо потянулся к горлу мужчины. Одно неверное движение — и все пропало. Атаман — колдун. Кто знает, как он отомстит за подобное обращение? Но отступать не хотелось.
Поразмыслив, Лясота достал нож, пальцем проверил остроту. Прикинул, где могла бы находиться сама ладанка, двумя пальцами осторожно потянул на себя рубаху, подпарывая ткань в нужном месте. Приходилось резать осторожно, буквально пилить нитки. Сначала шло туго, потом — легче. В какой-то момент завозилась Настасья — ей стало холодно, женщина потянулась за полстью, укутывая и себя, и Тимофея. Ее рука скользнула по руке Лясоты. Тот замер. Обошлось.
Наконец разрез показался достаточно большим. Вытерев вспотевшую ладонь, Лясота сунул руку атаману за пазуху. Нащупал холщовый грубый мешочек, от прикосновения к которому его руку пронзила короткая острая боль. Вот оно! Потянул ладанку на себя. Снова, как несколько часов назад, мир заиграл яркими красками. Чувства обострились. Машинально, подчиняясь обретенным — проснувшимся! — знаниям, Лясота убрал нож, провел рукой над лицом спящего Тимофея Хочухи, шепча вдруг вспомнившееся заклинаньице:
Атаман затих. Переведя дыхание, Лясота осторожно поддел ножом шнурок, перерезал его и попятился, выходя вон из комнаты.
Терем был погружен во тьму и сон. Спали все — мужчина чувствовал даже прикорнувшего в подпечье домового, зачарованного сном. Подобное могущество опьяняло. Как подумаешь, какая сила теперь в его руках, — просто голова кругом и пьянеешь без вина! Он теперь может все. В этой ладанке заключена невиданная мощь. У него, Лясоты Травника, были неплохие способности — так говорили в Третьем отделении. Когда его арестовали, бывшие наставники сокрушались, что, мол, теперь для общества потерян столь выдающийся молодой человек. Насколько его Силы вырастут теперь с помощью содержимого ладанки, если уж какой-то разбойник стал сильным колдуном? А дело-то за малым — надо всего лишь присвоить содержимое маленького холщового мешочка.
Но сначала — княжна Владислава.
Она не спала, Полностью одетая, сидела на постели и смотрела испуганными, круглыми, как у мыши, глазами.
— Готова? — Он распахнул дверь, протянул руку. — Пошли, барышня.
