окутывающий ее туман усталости она почувствовала, как на плечи ей легла теплая ткань, а потом ее обняли за плечи, заставляя лечь.
— Отдохни. Вымоталась совсем.
Щека коснулась чего-то теплого и твердого, и девушка заснула…
…чтобы тут же открыть глаза.
— Просыпайтесь, барышня! — Ее тихонько трясли за плечо.
Девушка обнаружила, что лежит в объятиях мужчины, склонив голову ему на плечо. Еще несколько дней назад это напугало бы ее, но не теперь. Тот, кто прижимал ее к груди, был самым надежным человеком на свете — теперь она это знала. Рядом с ним было так тепло, спокойно, уютно.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Их лица были близко, так близко…
— Пора вставать, барышня, — сказал мужчина.
— Что? — Владислава огляделась по сторонам. — А где мы?
— В лесу, — сообщил очевидное ее спутник. — Уже рассвет.
Действительно, ночь уже закончилась. Надо же, прошло столько времени! А ей казалось, что она спала всего несколько секунд.
— Мы спаслись? — Она села, высвободившись из объятий.
— Пока нет. Пора идти дальше. Сможете?
Ноги и спина болели ужасно, но Владислава стиснула зубы и поднялась.
— Кажется, да. А… куда мы идем?
— Подальше отсюда. На запад.
Девушка огляделась по сторонам. Уже немного рассвело; во всяком случае, не царила такая глубокая жуткая темень, как раньше. Она легко различала стволы деревьев, кусты, даже траву. Сумрак ночи уползал, постепенно отступая перед пока еще слабым, но явным светом восходящего солнца. Слышались птичьи голоса. Пронзительно зудел над ухом комар.
— Я помню, — кивнула девушка. — Восток — это где Хина? Оттуда мы привозим чай и шелковые ткани.
Лясота испустил вздох.
— Восток, это там, где встает солнце. — Он указал рукой. — Мы пойдем в другую сторону. На запад.
— А почему на запад?
— Потому, что в той стороне Змеиная река. Я помню, к какому берегу мы приставали. Нам надо вернуться к реке и дальше двигаться вверх по течению. Надеюсь, барышня, вы помните, что ваш родной Загорск находится в верховьях Змеиной?
Владислава посмотрела на своего спутника. Петр Михайлик за ночь как-то осунулся, вроде бы постарел, резче стали складки возле губ, на щеках пробивалась щетина. Девушка терпеть не могла бородатых. А Петру щетина добавляла лет. Сейчас он казался старше ее отца. Эта мысль — отец, как он там? — придала ей сил.
— Я помню, — сказала девушка.
23
Шли весь день, и под конец Владислава чуть не падала от усталости. Она держалась на ногах только потому, что Петр Михайлик так и не отпускал ее руки. Если бы мужчине вздумалось хоть на минуту разжать пальцы, девушка наверняка тут же бы упала на траву и отказалась идти дальше.
С утра удалось немного перекусить — набрели на черничник. Ягод было столько, что Владислава глазам своим не поверила. Дома она любила пироги с черникой и видела, как крестьянки приносили ягоду в решетах и лукошках на княжеский двор, но не думала, что она растет на таких низких кустиках. Пока она паслась там, собирая чернику в ладони и пачкая губы и подол в лиловом соке, Лясота отыскал несколько грибов, а чуть позже они набрели на куст орешника. Конечно, это была не тайга за Каменным Поясом, где биармы научили его распознавать съедобные растения издалека, но тоже можно прожить. По пути он то и дело приостанавливался, срывая съедобные растения. Княжна только кривилась, когда он предлагал ей тот или иной мясистый стебель или еще твердый, только начавший набирать соки, клубень. Только один раз взяла стебель, попробовала и почти сразу выплюнула.
— Горько!
Лясота лишь пожал плечами. Хочет терпеть голод и слушать бурчание своего желудка, ее право. А ему не понаслышке известно, что значит голодать.
Миновав черничник, нежданно-негаданно вышли на тропу, по которой, если судить по следам, ходили и ездили крайне редко. Пройдя полверсты, Лясота не встретил ни следа живого человека. Как бы то ни было, идти по дороге оказалось не в пример легче и быстрее. А подступавший со всех сторон лес рождал уверенность в том, что в случае опасности они успеют укрыться в чаще.
