Перед глазами Регнара, прослужившего придворным магом-музыкантом без малого десять лет, встало лицо его светлости – худое, а в последние годы костистое, с заострившимся носом и обтянутыми сухой кожей скулами, блекло-голубые старческие глаза, седая бородка, кустистые брови.
– Да примет Господь его душу, – повторила слова мага Нинелла.
Повисло тяжелое молчание. Есть почему-то расхотелось. Допивать чай тоже.
Они посидели немного, глядя по углам, при этом хозяйка шумно дышала и пару раз начинала всхлипывать.
Регнар поднялся.
– Может, начнем урок?
– Ну, если вы больше ничего не хотите, мэтр…
– Благодарю, как-то не хочется.
– Тогда пойдемте… – Она смахнула несуществующую слезинку. – Жалко-то как его светлость.
Они направились в большую, «общую» комнату, где стоял новенький клавикорд. Регнар обратил внимание, что пачка пергаментных листков с нотной партитурой лежала точно в таком же положении, как и третьего дня, когда они закончили последнее занятие. Маг вздохнул и, сосредоточившись, пробежался по клавишам инструмента. Полились прихотливые звуки песни «Ветер с Карросских гор» – произведение сложное и более пригодное для смычковых, чем для клавишных. Но Регнар никогда не искал легких путей, любил пробовать нечто новое, написанное кем-то так же сильно, как и Ланс создавал мелодии.
Легкий сквозняк показал, что вошел ученик.
Адран стоял, набычившись, и сверлил мэтра взглядом исподлобья.
– Будьте любезны, молодой человек. – Регнар широким жестом указал на низкий карл напротив клавикорда.
Мальчик не сдвинулся с места.
– Будьте любезны, – с нажимом повторил учитель.
Словно через силу Адран сделал два шага и уселся.
– Итак, что я задал?
– Ну, эту, как ее…
– «Проливы»…
– «Проливы Браккары».
– Совершенно верно. Ты разобрал такты, которые я велел разобрать?
– Разобрал.
– Точно?
– Разобрал.
– Будем играть? Или разомнешься для начала.
– Буду играть, – зло буркнул мальчишка.
– Это хорошо. Но, может, для начала разомнешься? Гамму, пожалуйста.
– Не хочу.
– Я не спрашиваю, хочешь ты или нет. Я говорю – гамму, пожалуйста.
Адран горько вздохнул, сцепил зубы и повел хроматическую гамму.
Способности у него были отменные, на зависть большинству магов-музыкантов, которых Регнар знал. Труд и прилежание сделали бы лет за пять сына златокузнеца желанным гостем любого бала в замках богатеев всех двенадцати держав, а еще лет через десять короли, князья и герцоги соперничали бы между собой, чтобы заполучить музыканта-виртуоза к себе на постоянную службу. Но Адран не хотел учиться. Больше того, он ненавидел музыку, терпеть не мог клавикорд и презирал учителя. Он хотел стать военным, хотел маршировать с аркебузой на плече, стрелять, фехтовать, убивать врагов. Вид мага Регнара, музыканта Регнара, мирного человека Регнара, который имел право по рождению носить шпагу, но не избрал войну ремеслом, мальчишку просто бесил.
– Еще раз с начала. Много ошибок.
Заскрипев зубами, Адран повторил гамму. Потом еще раз и еще. Каждый раз он допускал хотя бы две-три ошибки. Не от бесталанности. От невнимания и наплевательского отношения.
«Как же мне хочется плюнуть на тебя, юный мерзавец, – думал Регнар, созерцая перекошенное от брезгливости лицо ученика, – развернуться и уйти. Догадываюсь, и тебе хочется того же. Но не дождешься… Во-первых, серебро твоего отца не дает мне умереть с голоду, а во-вторых, я не доставлю тебе такого наслаждения – почувствовать себя победителем».
Так они изводили друг друга довольно долго. До тех пор, пока учитель не счел, что количество ошибок в гамме, исполняемой Адраном, стало приемлемым. Дав ученику передохнуть, попить водички и сбегать в отхожее место, Регнар велел приступать к «Проливам Браккары».
