– Тише, Трин. Ты ни в чем не виновата. Все позади.
Я вздохнула, посмотрела на восходящее солнце, раскрашивающее небо золотом.
– Наверное, со смертью отца все и пошло наперекосяк. Маме было тяжело справляться одной.
– Да и староста твой ее извел, – вздохнул Ал.
Я удивленно приподняла брови.
– Люди у вас в деревне… завистливые, Трин. Твоей матери пришлось выйти замуж за…
– Кайрана. Не думай, Ал. Он не был плохим.
– До тех пор, пока не появились свои дети?
А это он откуда знает?
– Я их нянчила, помогала маме.
– Но ему этого было мало, – вздохнул Алэрин. – Помнишь, как ты упала в реку и чуть не утонула?
Я нахмурилась.
– С трудом, если честно. Страшно было, я плавать тогда не умела. Меня Арий вытащил и потом научил…
– Потому что видел, как Кайран ничего не делает в то время, как ты тонешь. Просто стоит и смотрит, понимаешь?
– Что? Но почему он тогда не сказал хотя бы маме?
– Разве бы поверили? – устало вздохнул Ал. – Взрослые посчитали бы, что ребенку не хватает внимания. Выдумывает да наговаривает. Детская ревность – это особая вещь, Трин.
– Думаешь?
– Знаю. Когда мне было десять, соседка попросила мать приглядеть за ее сыном, моим ровесником, кстати. У нее заболела сестра, необходимо было уехать.
К чему Ал это говорит?
– Так я такое устроил…
Я изумленно на него посмотрела, он рассмеялся.
– Мне казалось совершенно несправедливым, что мама кому-то улыбается, кроме меня. Мы с Каем даже подрались…
Я рассмеялась. Стоило представить маленького Ала с разбитым носом, и сердце таяло от нежности.
– Мне казалось, все дети мечтают о братьях и сестрах.
– Я и мечтал, но делить любовь матери с кем-то все равно не хотел. И боюсь, что я до сих пор такой собственник и эгоист, – сознался он. – Хотя бы в отношении тебя.
Я смутилась и погладила его ладонь.
– Арий стал тебя учить выживать, правильно понимаю? Иначе бы ты не поступила в академию. Отбор тут жесткий.
– Да. Он был замечательным братом. И когда его убили на войне… Знаешь, я только теперь понимаю, почему Арий ушел. Они с отчимом совсем не ладили, сдерживались только ради мамы.
– Но такое давалось все с большим трудом, – заметил Ал, поднося мои пальцы к губам и ласково целуя.
Я на миг прикрыла глаза. Как уходил из дома Арий, я тоже помнила. Он запретил его провожать, но я не спала всю ночь и, едва брат поднялся, собралась и вылезла в окно.
Солнце только всходило, и небо светлело, обещая прекрасный день. Трава была мокрой от росы. Щебетали первые птицы, лаяли вдали собаки. И утренний холодный ветер нес запахи просыпавшихся трав, горячего хлеба, меда… И сложно было представить, что где-то там война. Слово страшное.
До нас она не добралась, но многие мужчины тогда ушли и не вернулись. То лето мне запомнилось горьким запахом полыни и слез. Моих – из-за разлуки с братом, единственным близким человеком, да чужих… вдов и сирот.
И Арий, забросив мешок на плечо, уходил по пыльной дороге. А я провожала… тайком. До опушки леса. Думала, не заметит. Но Арий обернулся. Тогда я не сдерживалась, рыдала у него на плече, предчувствуя беду. Страшно было его отпускать, оставаться одной, лишиться защиты. И еще хуже – ждать возвращения.
– Трин, – прошептал Ал, целуя мою макушку.
Я вытерла набежавшие слезы.
– После ухода Ария все совсем стало плохо. Младшие братья не слушались, жаловались на меня отчиму. Тот наказывал.
– Бил?
– Бывало, – ответила я. – Но чаще всего давал много работы. Я терпела. Ради мамы и…
– Ждала, когда вернется Арий?
