Крикнула:
– Я ушла!
– Не задерживайся. – Возникшая в прихожей Ангелина Власовна оглядела дочь с нескрываемым недоверием. – Ты точно собираешься сказать ему, чтобы он больше не приходил?
– Конечно. А что не так? – Накинула ярко-красную куртку, еще немного покрутилась перед зеркалом.
– Да хотя бы то, что раньше ты никогда не надевала мои вещи.
Интересно, о чем это она? Впрочем, не важно.
– Скоро буду.
Спустилась вниз в чистом лифте, сбежала по чистым ступеням. Толкнула чистую входную дверь.
На этом приятности закончились.
Ландер с ходу заключил ее в объятия.
– Ты очень красивая, – горячо выдохнул он ей в ухо. Но даже так она почувствовала сильный запах спиртного. И сбросила с плеч его руки.
– Пусти. От тебя воняет.
Отошел. Нет – отшатнулся.
– Прости. Я не думал, что тебе будет так неприятно…
Он стоял прямо, даже не покачивался. Его опьянение выдавал только запах. И еще слезы. Он плакал. От этого стало совсем не по себе. Пьяный плачущий Ландер – это еще более трагично, чем просто Ландер.
– Ник, Антона убили.
Она отвлеклась – засмотрелась на аллейку с фонарями-шарами и стройными деревьями, растущими по обе ее стороны. Очень живописная. Теперь она будет каждый вечер возвращаться из института этим путем.
– Антона убили, слышишь? Он мне жизнь спас. Вместо меня перо словил.
– Да. – Уж лучше бы тебя, одной проблемой меньше. – Да, да. Мне жаль.
Сейчас она видела его таким, каким он, в сущности, и был всегда: плохо одетый, грубый и явно нездоровый нищеброд.
Домофон красноречиво потрескивал. Мама подслушивала разговор.
– Ник, я его по ночам вижу.
– Это нервное. – Черт, как бы еще избежать этого алкогольного бреда? – Пройдет. Знаешь, время лечит и все такое.
– Ты не понимаешь. Антон – моя вторая душа. Он стал моей второй душой, Ника! Теперь он будет за меня платить. Ник…
Печально. Но тут со своей бы единственной разобраться.
А аллейка чудо как хороша. Рифмы сами так и просятся.
– Я, наверное, пойду… – Ноги в тонких сапожках очень быстро начали поднывать. – И вот еще что. Не приходи сюда больше.
Он смотрел на нее взглядом умирающей собаки. Нет, все-таки плачущие парни – то еще зрелище.
Хотя целуется он неплохо. Такой жадный, так отдается… До сих пор мурашки по коже, стоит лишь припомнить. Интересно, на что еще он способен. Не был бы таким придурком, можно было бы это проверить.
– Ник, в чем дело?
– Ни в чем. Просто после всего, что со мной случилось, я не могу тебя видеть. Мне тяжело вспоминать. Я не хочу.
И она пошла обратно к подъезду, желая только одного – как можно скорее разуться.
– Я, кажется, понял! – крикнул он ей в спину.
Надо же, как быстро переменился. Наконец-то проявил себя настоящим – грубым хамом, который способен связать девушке руки и угрожать ее застрелить.
– Это не ты.
Она едва успела захлопнуть за собой дверь, когда на створку обрушился сокрушительный удар. Затем еще один. И еще. И от каждого она вздрагивала, словно принимала их на себя.
Внезапно все стихло. И в наступившей тишине она явственно услышала шепот. Каждое слово. Отчетливо. Пугающе.
– Я клянусь тебе чем хочешь, клянусь жизнью Ники, собственной клянусь – ты не будешь жить в ее теле.
Неожиданно громкий мамин голос из домофона заставил ее подпрыгнуть на месте.
– Не смейте угрожать моей дочери! – кричала Ангелина Власовна. – Еще раз сюда явитесь – мы вызовем полицию!
– Это не ваша дочь! – рявкнул Ландер.
Последний раз врезал кулаком по двери и, кажется, ушел.
А она на цыпочках – стук каблуков отчего-то невероятно нервировал – прокралась к лифту и поднялась на свой этаж.