– Ты… – выдохнул он, и на его губах показалась алая пена. – Ты что сделал?
– Я больше не сяду, – пробормотал парень. – Ты не представляешь, что со мной в колонии делали. Я больше не сяду.
Отбросив в сторону нож, он обеими руками вцепился в Князева. Обнял его, прижал к себе, – Игни не сразу понял смысл происходящего. Вместе они двинулись к парапету. Антон не сопротивлялся.
Пятился, куда его направляли. Все с тем же искренним недоумением на лице.
И с ним же рухнул вниз с моста. В обнимку со своим убийцей.
Из-за шума машин Игни не услышал всплеска воды.
Дорога в один конец. Но не для него.
Их чертова дорога…
Эпилог
Из больницы мама привезла ее в новую квартиру. Съемную, конечно – на это хватило отложенных денег. У нее по-прежнему была своя комната. Просторная, светлая, с дивными оранжевыми шторами и видом на парк. И стильная хозяйская мебель. Огромный книжный шкаф. Кресло-качалка. Ковер с длинным ворсом, в котором приятно утопали ноги. Изящный хромированный светильник, похожий на жирафа. Не комната, а мечта.
Моя новая комната.
Она босиком кружила по ковру, раскладывая вещи и отбрасывая в сторону то, что казалось ей некрасивым или немодным. Это оказалась добрая половина гардероба. Как вообще можно было называть одеждой это тряпье? В новой жизни ему точно не место.
– Вер, ужинать! – позвала мама, и она с готовностью отправилась в кухню – такую же нежную и чистую, как и все остальное. Самое время перекусить. От волнения проголодалась.
Уселась за стол, расправила складки сарафана на коленях и с улыбкой посмотрела на маму.
– Что это ты так вырядилась? И на Веру не огрызаешься…
Котлеты. Не самая любимая еда, ну да ладно. После больничной еды – просто прекрасно.
– Я теперь всегда буду так ходить. Надоели халаты. А Вера… Да ладно. Красивое же имя.
Ангелина Власовна так и просияла, глядя на то, как непривычно покладистая Вера ковыряет ложкой в тарелке.
В прихожей просигналил домофон. Теперь он тоже у них был.
– Ты кого-нибудь приглашала?
– Нет.
Мама ненадолго ее покинула. Вернулась почти сразу же. От недавней радости не осталось и следа.
– Соседка, наверное, проболталась, – сказала она недовольно. – Так и знала, что не нужно было давать ей наш новый адрес.
– А кто там? – поинтересовалась Ника, хотя уже догадывалась, и от этой догадки платье облепило вспотевшую спину.
– Ухажер твой. Этот Игни. Я его прогнала.
Ага, так он и прогнался…
Из кухонного окна прекрасно просматривалась площадка возле подъезда.
Ну, точно. Торчит. И ведь все равно дождется, даже если придется сидеть там до утра. А утром – первый день в институте. И так почти месяц прогуляла.
– Я пойду. Поговорю с ним, – решила она, движением руки предупредив возможные мамины возражения. – Не переживай. Я не хочу его видеть точно так же, как и ты. И будет лучше, если он услышит это от меня. Иначе не отстанет. Ты ж его знаешь.
– Лучше бы не знала…
Мать и дочь еще раз выглянули на улицу. Убедились в том, что «этот Игни» и впрямь не торопится покидать пост.
– Только переоденусь, – тяжело вздохнула младшая Бородина и вернулась в свою комнату.
Из тех вещей, которые были одобрены внутренним цензором как «годное на первое время», она выбрала черное платье с воротником-стойкой. Ужас кладбищенский. Нужно запомнить, что она раз и навсегда вычеркивает черный цвет из своего гардероба.
Впрочем, для похорон сойдет.
Содержимое косметички тоже ее не особо устроило – Нике казалось, что все это было куплено для нескольких людей и не имело ни малейшего отношения к ней самой.
Пришлось подводить брови карандашом неподходящего цвета и выбирать самую светлую помаду.
Надо будет перекрасить волосы в какой-нибудь тон поярче. Свой цвет вообще невнятный.
Наскоро приведя себя в порядок, она вышла в прихожую. Критично осмотрела несколько пар уличной обуви. Кроссовки, снова кроссовки, задубевшие от реагента черные ботинки и – апофеоз безвкусицы – стоптанные угги. Более-менее пристойно выглядели высокие сапоги. Фиолетовые, правда, но хотя бы менее битые жизнью, чем все прочее.
