Двоедушник

машины, щедро обдавая обочину грязью. Мост под ногами ощутимо вздрагивал. – Ты ведь говорил, что Шаннку там видел.

– Ну.

Невидимая стрелка в его голове со скрипом и лязганьем перевела разговор на рельсы новой темы.

– Как она?

– Да не знаю. С ней Ника болтала. Лучше ее потом спроси.

– Ну, блин… Сложно, что ли, рассказать?

– Не знаю. Отстань… «Пока ложится железнодорожный…»

«Пока ложится железнодорожный мост, как самоубийца, под колеса…»

– Чего ты там бормочешь?

Антон говорил громко, но не мог заглушить голос, звучащий у Игни в голове.

– Глянь, не твой сон разума там маячит?

Сон разума. Тонко, чувак, тонко. «И жизнь моя над черной рябью плеса летит стремглав дорогой непреложной…»

Он стоял у парапета. С непокрытой головой. Та же короткая стрижка и шрам за ухом, вокруг которого не росли волосы. Не хватало только топора. Вместо него в пальцах «сна изнанки» дымилась сигарета.

– Привет! – сказал более коммуникабельный Князев.

Парень обвел обоих смурным взглядом и снова уставился на воду. В одну затяжку докурил сигарету до фильтра и щелчком отправил его в полет над рекой.

– Че надо?

«Убить тебя», – подумал Игни, а вслух процитировал стихи:

– «И жизнь моя над черной рябью плеса…»

– Тарковский гений, – сказал «сон изнанки», обращаясь скорее к воде, чем к собеседнику, и извлек из мятой пачки очередную сигарету.

– Свали из моей головы, а? Давай договоримся по-нормальному, – вспылил Игни, едва сдерживаясь, чтобы не подтвердить серьезность своих намерений увесистым пинком.

– Че?

Для любителя поэзии у него был весьма скудный словарный запас.

– Горячо, – передразнил Игни. – Топор-то хорошо спрятал, литератор?

На этот раз он удостоился большего внимания. Но у «сна изнанки» все равно был непонимающий вид.

– Укуренные, что ли?

Впрочем, слово «топор» ему явно не понравилось. Игни ощутил это как внезапный приступ паники. А в следующую секунду понял ответ на свой вопрос. Что тут же и озвучил:

– За поленницей. Где неделю назад оставил.

Окурок повис в уголке удивленно раскрытого рта.

– Тут че, передачу про экстрасенсов снимают?

– Если она еще хоть раз меня тронет… – казалось, Игни читал в его чертовой башке, как в своей собственной.

– Ты кто вообще такой?

– А вдруг он и про Светку знает? – снова картинка. Зареванные глаза с потекшей тушью. Задранная юбка, белые ноги в мурашках. «Отпусти меня, я никому не скажу-у…» Она билась в руках и кричала, все время кричала. Никто не хотел ее убивать. Это случайность. Самооборона. Все лицо расцарапала своими ногтищами, матери пришлось соврать, что на стройке в колючую проволоку навернулся…

Увиденное заставило отвлечься. Когда Игни повторно осознал себя на мосту, он уже не стоял, а лежал, крепко приложившись затылком о бордюр.

– Подожди, – произнес он, пытаясь подняться. – Это ведь не я в твою, а ты в мою голову лезешь. Да мне плевать на Светку…

Вместо ответа получил удар ботинком по ребрам. Второй, нацеленный в голову, удалось смягчить – инстинктивно подставил руку, закрылся, но все равно ощутил во рту знакомый металлический привкус.

Филигранная работа славного столичного хирурга стремительно летела ко всем чертям.

Он сжался в ожидании очередного взрыва боли, но его не последовало.

Князев. Воин тыла. Слабак Князев, ни на что не способная диванная моль. Князев, которого он ненавидел. Шпынял, как только мог. Провоцировал и наверняка убил бы, если б не Шанна.

Князев. Его единственный, самый близкий друг.

Он вмешался с какой-то миролюбивой репликой. Попытался оттащить разъяренного парня в сторону, чтобы поговорить без кулаков.

И вдруг застыл со смешанным выражением испуга и удивления на лице.