спине.
– Тсс… Я здесь, Дол. Все в порядке. Мы с этим справимся. Я найду способ, мы вернемся домой.
Его большая ладонь сжимает мою, его крепкая рука прикасается к моей. Сегодня на его лице нет грязи, в волосах нет сора.
И снова я позволяю себе раствориться в далеком мире, где дети не плачут в колыбелях, где нет умолкнувшего радио, нет отцов, превратившихся в тряпичных кукол, нет лишенных крестов матерей.
И где все сердца бьются. Все до единого.
Я слышу, как щелкает дверной замок, и резко выпрямляюсь.
У меня есть всего одно мгновение на то, чтобы осознать: Ро спит, уронив руку на мой живот, придавив меня половиной своего тела.
Потом дверь отворяется и над нами встает Лукас:
– Ох… Виноват. Не думал, что помешаю.
Я вижу, как он беспомощно взмахивает рукой.
Тру глаза.
– Лукас? Что ты здесь делаешь?
Я растерянно смотрю на него, потом перевожу взгляд на Ро.
Ро похрапывает, одна его нога слегка дергается. Наверное, он во сне гоняется за кроликами или симпами. Я ощущаю запах Ро, запах пота, и грязных волос, и коричневой загорелой кожи. Неважно, каким чистым теперь стал Ро, он все равно пахнет как земля, как трава и как океан.
Я снова медленно поворачиваюсь к Лукасу, который отчаянно покраснел. Мне не хочется смотреть ему в глаза.
– Ты ничему не помешал. Мы просто крепко заснули. После… всего. – Я не могу заставить себя упомянуть о разговоре с полковником Каталлусом и обо всем прочем. Я лишь чувствую, как прищуриваюсь. – Но полагаю, ты и сам это знаешь.
Мне незачем объяснять свои слова. Я напоминаю себе, что у Лукаса нет никаких причин заботиться обо мне, точно так же, как у меня нет причин заботиться о нем.
Ро поворачивается, всхрапывая, и это совсем не помогает делу.
– Верно. Все очевидно. Он ведь не мог спать. – Лукас смеется, но не улыбается.
Я понижаю голос. Никому не пойдет на пользу, если Ро проснется прямо сейчас.
– Лукас, я могу тебе чем-нибудь помочь? Ты сюда пришел по какому-то делу?
– Я хочу сказать, что очень сожалею. О том, что было. – В голосе Лукаса звучит настоящая боль. – Просто я знал, что остановить ее невозможно.
– Не надо! – Я вскидываю руку – не могу допустить, чтобы он договорил до конца.
– Они мне обещали, что с вами все будет хорошо.
Он не в силах сказать что-либо еще. Не может сказать, что я оказалась загнанной в ловушку, в угол, что меня изучали и что меня во всем постигла неудача. Что я не сумела ничего сделать для себя и Ро.
Потому что не сумела скрыть от них то, что мы делаем. Точно так же, как Лукас не смог бы остановить их, помешать им заставлять нас делать это.
Поэтому я просто пожимаю плечами:
– Наверное, они боялись, что это заразно.
– Заразно быть Детьми Икон?
– Быть грассом.
– А что, если это и вправду так?
Он долго, пристально смотрит на меня. Как будто на его вопрос есть какой-то особый ответ. Как будто его мать не Посол. Как будто он не знает, к чему приведет вся его жизнь.
Только не к грассам.
Я встаю, ловко выскользнув из-под тяжелой руки Ро.
– Это не так. Можешь сказать им, чтобы на этот счет не беспокоились. Скажи ей. Вы нам не нужны.
Я выталкиваю его за дверь и захлопываю ее до того, как заливаюсь слезами.
Прошло два дня после нашей, если так можно выразиться, беседы с полковником Каталлусом.
Они больше не присылали за нами. Ни полковник Каталлус, ни Посол.
Ни единого симпы.
