дверями, с тем чтобы подъехать вплотную к открытому окну и замереть.
А потом из фургончика грянула музыка.
Я сумела не засмеяться в голос, пока танцевала первая тройка. «Охотничий танец», как мне удалось аккуратно наводящими вопросами уточнить у Мии, был старше колонистов. Согласно фольклору, танец был привезен с Изначальной Земли, кстати, я поверила фольклору сразу, уж больно знакомым мне он показался. Считалось, что этим танцем воины показывают свою храбрость и силу, умение чувствовать своих напарников, а также грацию и мужскую красоту. Воин должен был уметь встать в пару или тройку к любому другому воину своего рода и ни разу не сбиться, не запутаться и не нарушить рисунок танца. Нынче воины были наряжены в традиционные танцевальные костюмы – белая рубашка с распахнутым воротом, в котором виднеется красный шейный платок, короткая кожаная курточка и самая убийственная деталь туалета – широкие, богато расшитые штаны, перетянутые в талии кушаком и обильно украшенные снизу рюшами. Высокие сапоги до колена со шнуровкой по всей длине были единственной деталью туалета, над которой не хотелось смеяться. Но вот круглые широкополые шляпы с круглой приплюснутой тульей, намертво притянутые к голове кожаным шнурком, и свернутые узлом волосы сразу под шляпой, украшенные шпильками с ярким стеклярусом, чуть не стали для меня роковыми. Я боялась, что с выдохом из меня выльется все накопившееся веселье, и это будет настоящей катастрофой, поэтому зажала рот руками, задержала дыхание и держалась, пока из глаз не потекли слезы. Парни переминались с ноги на ногу, изображая попеременно то пьяного медведя, то беременную утку, то кошку, копающую лоток. Время от времени кто-нибудь из них, отвлекаясь от па ногами, вспоминал о цели танца и начинал изображать на лице страсть, то есть бешено выпучивать глаза. Хуже всего мне приходилось в те моменты, когда воины с самым серьезным выражением лиц подносили левую руку к сердцу, адресуя этот жест невестам.
– Не расстраивайся, – ринулась утешать меня Мия, увидев, как я мотаю головой и вытираю набежавшие слезы, – это же новички, что они умеют? Вот сейчас начнут танцевать старшие, вот тогда увидишь класс!
Я присмотрелась к первой тройке и действительно разглядела там Джефа и парнишку, который ехал в нашем автобусе. Однако это не успокаивало – я боялась, что танец тройки старших я уже не переживу.
– Вооот, смотри, повзрослее вышли. Видишь, у них даже ведущий из тех, кто с ножом.
Я заинтересованно осмотрела вторую тройку танцующих – воины, конечно, были повнушительней предыдущих танцоров, но это все равно не спасало ситуацию. Я решила, что вряд ли кто-то сможет выглядеть не по-дурацки в этих своих расшитых панталонах с оборками, свисающими поверх сапог.
– Мия, миленькая, – взмолилась я, – давай прогуляемся, мне немного нехорошо. А вернемся к следующей тройке, ладно?
Мия только вздохнула, и мы прокрались к двери.
На улице было уже темно, тусклый свет лампы над входной дверью отвоевывал у сумерек не так много.
Мы с Мией устроились на крыльце, как немногим раньше, и я снова не услышала, как он подошел.
– Почему вы не смотрите танец, девушки? – Голос Сая был ровным и таким холодным, что, казалось, за шиворот насыпали ледышек.
– Соне стало нехорошо, – тут же пискнула в ответ Мия, – мы вышли подышать.
Пришлось держаться озвученной версии.
– Мне стало душно, – прошептала я, потупившись и прижав ладони к покрасневшим от сдавленного хохота щекам. – Мы скоро вернемся. Ничего серьезного!
– Командир Сайгон, а вы будете танцевать? – перешла в наступление Мия.
– Не в этот раз, Мия, сейчас мое дежурство, – вежливо откликнулся Сай, выразительно глядя на нас.
Пришлось вернуться в здание. Пока мы шли к столовой, я успела наклониться к уху Мии:
– У меня ощущение, что командир – единственный здравомыслящий воин среди наших сопровождающих.
– Почему? – одними губами спросила та.
– Потому что отказывается танцевать в этих ужасных расшитых штанах.
Мы пересидели некоторое время в женском туалете и появились в зале, только когда готовилась к танцам четвертая тройка. Все они были ближе по возрасту к Саю, чем к Джефу, у всей тройки за кушаки были заправлены ножи, и лица у них были спокойные – ни напряжения, ни сосредоточенности, словно они просто вышли постоять в центр танцевальной площадки.
– Мий, а ножи у них не выпадут? – забеспокоилась я.
– Не выпадут, – отмахнулась от меня та, жадно рассматривающая одного из танцоров. – Потерять нож – большой позор, так что они очень хитро его крепят, это ж целое искусство. Да не отвлекайся ты, давай смотреть, и так две тройки пропустили! Они танцуют-то редко, только вот когда Поезд везут или когда обряды Матери-Прародительницы проводятся. А ты чего спрашиваешь? У вас воины не танцуют?
– Танцуют, – тут же припомнился последний праздник совместно с Военной Академией, – просто по-другому.
Снова зазвучала музыка, и только теперь я поняла, почему Мия так рвалась посмотреть на танцоров. Тройка двигалась слаженно, как единый механизм, отбивая сложный ритм подбитыми металлом сапогами, и суровое выражение лиц уже не казалось смешным или нелепым, как и рука, прижатая к сердцу – все было всерьез и по-настоящему. Это был совсем другой танец, и он мало походил на то, что изображала первая тройка. Сейчас я видела отточенные движения, четкие перестроения, едва уловимые знаки, которыми обменивались воины в танце: хищная, завораживающая сила,
