– На счастье… Примета такая.
Уна механически раздвинула губы в ответной улыбке, но быстро взяла себя в руки, сослалась на внезапное головокружение и повела светский разговор ни о чем и обо всем одновременно. Только все мы прекрасно понимали, что со здоровьем у матери Сая все в порядке.
А дальше начали прибывать остальные члены семьи со своими домочадцами, и закрутилась привычная кутерьма: бегающие дети, родственники, чьи имена ты забываешь через десять минут после знакомства из-за объема информации, от которой у тебя пухнет голова, сервировка стола, помощь по хозяйству. Все было так привычно, знакомо, до слез напоминало праздники в нашем поместье, все так искренне улыбались и подбадривали меня, что я уже почти убедила себя, что я мнительная дурочка и мне все показалось. К несчастью, меня попросили принести салфетки из буфетной, и, пробегая мимо полуоткрытой двери одной из комнат, я неожиданно услышала обрывок разговора, от которого чуть не сбилась с шага.
– Что же ты наделал, Сайгон, сынок… Что же ты наделал… – Голос у Уны был усталым и грустным.
От обиды защипало глаза, и я прибавила шагу – в конце концов, я Девочка Лисси, а Девочки Лисси не плачут на людях, если только это не похороны или свадьба. Я сумела сохранить лицо и ровную спину до входа в буфетную, а когда скользнула внутрь и привалилась спиной к закрывшейся двери, то истерически расхохоталась. Я, одна из Девочек Лисси, у которой в верхнем ящике письменного стола лежит пачка предложений руки, сердца и прочих глупостей, авторы которых до сих пор не теряют надежды, оказалась нежеланной невесткой. Это был новый, неожиданный и крайне болезненный опыт. К несчастью, долго пробыть в одиночестве мне не дали – в буфетную заглянула одна из сестер-близняшек Сая, решившая, что я не смогу найти салфетки «на этом огромном складе барахла». Наверное, именно эта забота и стала последней каплей – я, как говорили мои тетки, «включила хорошую девочку», то есть улыбалась, кивала и помалкивала весь обед.
Впрочем, если отбросить мои переживания в сторону – праздник удался. Дети, просидевшие чинно целых пятнадцать минут, принялись пихать друг друга под столом, кидаться едой и были выдворены в соседнюю комнату, после чего взрослые перевели дух и перешли к общению по интересам. Сидящая рядом со мной Ани, та из близнецов, что была пониже и пополней, с огромным увлечением рассказывала про своего двухнедельного сына, родившегося после трех дочерей, и про особенности работы пищеварительной системы новорожденных. Я, приученная семейными обедами, кивала, угукала и не вслушивалась. Сай очень тихо переговаривался о чем-то с Терри, сидящим рядом с ним. Уна казалась довольной и безмятежной, но я то и дело ловила на себе ее странный взгляд, который она тут же прятала, когда понимала, что я его заметила. От этого я нервничала, а праздник, задуманный как тихий семейный обед, терял половину своего очарования. Впрочем, мы с Уной так преуспели в попытках скрыть напряженность, возникшую между нами, что остальные члены семьи так ничего и не заметили. Сая в семье любили, и часть этой любви его сестры, братья, многочисленные племянники и племянницы перенесли на меня, щедро выдав кредит тепла и доверия. Расмус сказал короткую, но очень прочувствованную речь о дне, которого они боялись и который благодаря мне стал настоящим, нежданным праздником, и о том, что я сделала очень правильный выбор. В его голосе было столько любви к Саю и гордости за него, что у меня защипало в глазах. И только мать Сая держалась отстраненно, хоть и старалась сохранить лицо.
А после обеда не слишком упирающегося Сая, и Терри, который, наоборот, картинно противился, дети увели играть во двор. Самый младший из братьев, Сибил, казавшийся почти близнецом Терри (если бы не ухоженная бородка, длинные волосы, собранные в хвост, и брачный браслет), носил на руках не желавшую спать в колыбельке годовалую дочку. Наряженная в смешное детское платье с оборками из кружев малышка сосала кулачок и разглядывала мир, и пары строгих взглядов Сибила хватило, чтобы хохочущая детская стайка отступила от него и оставила в покое. Мы вышли на веранду за ними следом. Лина, вторая из сестер-близняшек Сая, мягко, но настойчиво потянула меня к плетеному диванчику, Сибил встал рядом, покачивая радостно вскрикивающую дочку на руках. Так мы и смотрели на радостно кричащий, визжащий и хохочущий комок из детей. Терри и Сай затеяли какую-то игру «команда на команду» и принимали в ней живейшее участие.
– Сай, пока дома жил, всегда с нами возился, – неожиданно подал голос Сибил.
– А я не помню, – отозвалась Лина.
– Ну еще бы. Когда Сая забрали, вы обе ходили больше на четвереньках, чем на своих двоих. Они с Терри вас на закорках таскали, а мне не давали. Отец тогда еще смеялся, что и мое время шею подставлять придет, натаскаюсь еще. Когда его увезли, вы к маме еще долго приставали: «Са, Са!» – и она вам про него рассказывала.
– А это помню, – просияла Лина. – Она нам перед сном рассказывала, что у нас есть старший братик, он хороший и он нас любит. Мы с Ани обожали эти истории. Я Сая всегда себе представляла перед сном – какой он красивый. Мы же первый раз его увидели, когда нам лет по восемь было – мама с папой нас в воинскую школу взяли, когда Терри поступать поехал. И вот вместо чудесного высокого красавца – брата из моей мечты – по лестнице скатился невысокий, худющий, как жердь, прыщавый страшок. Ух, как я там рыдала!
– Это и я, знаешь ли, прекрасно помню. Только вот сдается мне, кое-кто рыдал не из-за внешности Сая, а потому что ему куклу с фарфоровым личиком не купили.
– И вовсе нет! – Лина в этот момент больше напоминала не молодую мать семейства, а обиженную девочку.
Мы немного помолчали, не знаю, как родные Сая, а я мучительно пыталась придумать тему для разговора.
– Соня, а можно посмотреть на твой браслет? – неожиданно попросила Лина.
Действительно, и у нее с сестрой, и у жены Сибила, и даже у Уны большие, массивные браслеты, уступающие мужским разве что в ширине, сразу
