не новая мебель. И все. Дом напоминал выскобленную скорлупу.
Я распахнула дверь в подвал, лестница, начинавшаяся за порогом, уходила в темноту, раньше уютную, теперь же тревожно-безликую. Щелкнул выключатель, лампочка осталась равнодушна к моим усилиям, электричества не было. Я стал быстро спускаться, там, внизу я знала каждый поворот, каждую доску или кирпич в стене. Знала раньше. Теперь это был обычный подпол, если не считать излишеством семигранную форму. Тусклый свет экрана телефона прошелся по голым стенам. Ни полок с книгами, ни мягких подушек на диване, ни ставшего частью меня знака на стене.
От страха похолодел затылок, по коже маршировала болезненная шеренга мурашек.
Я развернулась и взбежала вверх по ступеням. В гостиной ничего не изменилось, лишь от входа вела цепочка моих же собственных следов. Я присела и провела пальцами по темным доскам пола. Нет, не пыль. Песок, вездесущий песок востока.
— Ефим, — закричала я, — Ефим!
— Бесполезно, — раздался хриплый голос, и бешено-колотящееся сердце провалилось в живот.
В дверях стояла знакомая сутулая фигура. Веник оперся рукой о косяк и спросил:
— Что случилось? — черная пиратская повязка была покрыта тем же желтоватым налетом, что и пол. Падальщик встряхнулся, запустил пятерню в голову, с русых волос посыпался песок.
— Не знаю.
Ноги сами понесли вперед, и я с разбегу налетела на мужчину, утыкаясь лицом ему в грудь. В этом объятии было мало сексуального, что бы там не думала Пашка. Я просто рада была его видеть. Раз жив один, значит, могли уцелеть и остальные. Гробокопатель напрягся отстраняясь.
— Похоже, что-то действительно поганое, — мужчина отвернулся.
Улица была пуста, целитель за мной не побежал.
— Что ты помнишь? — спросила я, выходя в сгущающиеся сумерки.
— Мало чего. Все перепутано, — гробокопатель потер висок, — гархи, источник, хозяин, ммм… драка, мертвая, нетекущая кровь… или это было раньше? — он выглядел растерянно, словно человек, проснувшийся в незнакомом месте: ему нужна пара-тройка секунд, чтобы прийти в себя, вспомнить, где он и как сюда попал.
— Мы дома?
— Да, если не обращать внимания на то, что Юково как-то переместилось на восток под крылышко к Простому.
Веник спрыгнул с моего крыльца, в два счета оказался на своем и толкнул дверь. Та не шелохнулась. Падальщик зарычал, отступил на пять шагов и ударил с разбега. Я ждала треска и вывернутых петель, но результат был тем же. Вернее, его отсутствие, разве что гробокопатель схватился за плечо и выпустил воздух сквозь сжатые зубы.
— Что, к низшим, здесь происходит? — спросил он. — Где все?
— Я здесь, похоже, не дольше твоего, — я остановилась, — и знаю не больше. Как ты здесь очутился?
— В смысле?
— В смысле, я пришла вон по той дороге. А ты?
— Я здесь живу. Если ты спятила за компанию с остальными, это не мои трудности.
— То есть сегодня ты встал с кровати, вышел из этой двери… — я наклонилась к брошенной на обочину сумке и потянула за лямку, — и во сколько это было? Утром? В обед? Час назад?
— Черт его знает, — гробокопатель потер висок, — все мутно, словно после жбана пива в бытность человеком. Четок только твой голос, как ты зовешь хранителя.
— Ты сказал, это бесполезно.
— Сказал. Не знаешь почему?
— Нет. А ты? — я перекинула ремень через плечо.
— Тоже, но я до сих пор уверен, что это бесполезно, — мужчина замолчал, настороженно поворачивая голову.
Я знала этот жест, видела не раз. Нечисть услышала что-то недоступное человеческому уху.
— Кто-то кричит, — гробокопатель вышел на дорогу, взгляд единственного темного глаза был устремлен в центр стежки, — зовет отца.
— Целитель, — проговорила я и побежала к центральной улице, чертова сумка снова стукала по бедру.
Когда мы вышли из-за поворота, он увидел то же, что и я. Когда побежала, Мартын меня не остановил. У парня свой путь и свое место, куда он хотел попасть больше всего на свете и судя по всему попал. Там, куда смотрел падальщик, жил черный целитель Константин, по совместительству отец Мартына.
Серый кирпичный дом с плоской крышей, покрытой листовым железом, был таким же пыльным и пустым, как и мой. И как у моего, его дверь была распахнута настежь.
— Отец, хватит, — голос парня сорвался.
