Везде полно трещин, я видел несколько сильных сквозняков, под которыми лежат сугробы в метр высотой. Опасный уровень радиации, без антирада нельзя.
– Внутри палатки безопасно, – перебил его генерал. – Если бы не радиоактивная грязь, которую мы натаскали, можно было бы даже снять скафандры. Суммарно палатка плюс хранилище экранирует ионизирующее излучение почти полностью. Вы нашли транспорт и продовольствие?
– Те, кто здесь побывал, забрали всю спасательную технику, – Порфирьев поморщился. – Раз они ушли в сторону Владимира, то, думаю, они в «Подземстрой» двинули. Направление то же. Сюда они приходили за техникой и продуктами. Кто-то из персонала к тому времени был ещё жив, ворота не взломаны, им открыли изнутри. Из ангаров уцелел только этот. Здесь осталось несколько колёсных грузовиков, но по развалинам они далеко не уйдут. С продуктами проще, мы нашли хранилища с консервами и крупами. От них немного фонит, но, думаю, в основном это пыль на упаковке. В общем, их там полно, и есть можно, если больше нечего. Ещё мы нашли хранилище противорадиационного снаряжения.
– Там есть детские скафандры? – вскинулась Дилара.
– Нет, – покачал головой Порфирьев. – Хранилище небольшое, видимо, только для персонала. Его выпотрошили подчистую. Вынесли всё, кроме одного ящика с антирадом. Его уронили в процессе разгрузки, он разбился, упаковки с препаратом разлетелись, собирать никто не стал. Видимо, им хватило остального. Мы подобрали всё, что не высыпалось из ящика, остальное я брать не решился. Антирадиационных скафандров нет, всё забрали. Есть десяток старых эмчээсовских, точно таких же, как ваши из метро.
– Зато они новые, с полным зарядом и запасными фильтрами! – заявил пожарный. – Мы можем одеть всех, кто без скафандров, остальным заменим фильтры и аккумуляторы! Антону нужно скафандр поменять, пока он без лёгких не остался!
– На кой нам скафандры, – генерал закашлялся, – если с транспортом полный провал?
– Не полный, – прокряхтел Петрович, заходясь в кашле следом за генералом. – Тут меж грузовиков есть армейский вездеход на воздушной подушке. Старый, я на таком работал, ещё когда служил. Он на пятнадцать человек рассчитан, нас девятнадцать, но, думаю, вытянет, если небыстро.
– Не рабочий он, – Порфирьев недовольно выдохнул. – Я пробовал, не заводится. Если б заводился, то его бы тоже забрали.
– Ну, это он у тебя не заводится, – заявил старый техник. – А как у меня – так это мы ещё посмотрим! Лишь бы аккумуляторов хватило. На одном заряде с таким перегрузом полтыщи километров не пройдем… Эти, которые до нас тут были, аккумуляторы с грузовиков сняли?
– Не сняли, – ответил здоровяк. – И это странно.
– Тут наверняка имелись запасные, заранее приготовленные к погрузке, – предположил генерал. – Не было смысла возиться с демонтажем и терять время. Они тоже были под антирадом, тут каждая минута дорога.
– Или они планировали вернуться, – Порфирьев на мгновение задумался. – Поэтому не стали разукомплектовывать вездеход и грузовики, и входные ворота подпёрли. Чтобы посторонние не проникли. Окрестные жители стопроцентно в курсе, что здесь склады «Росрезерва». Если кто-то выжил, то первым делом попытался добраться досюда. Отсюда и верёвки там, наверху, у проломов.
– Догадки будем строить потом, – подвел итог генерал. – В первую очередь необходимо понять, есть у нас транспорт или нет.
– Если не помру от интоксикации на этот раз, то к вечеру поймём, – Петрович натужно откашлялся и с кряхтеньем улёгся на обрезиненный пол спецпалатки. – Хреново мне становится…
Все последовали его примеру, и Антон присоединился к Диларе, молчаливо готовящей для Давида нехитрую лежанку из чего придётся. С момента смерти дочери жена не произнесла и десятка фраз, все они адресовались сыну. Овечкин пробовал с ней поговорить, но Дилара не отвечала на вопросы и словно не слышала слов. Вскоре у Давида началась интоксикация, и жена, как могла, пыталась облегчить его страдания, беззвучно обливаясь слезами. Антон старался помочь, но Дилара дёргаными жестами не подпускала его к сыну. Но спустя пять минут её саму скрутило интоксикацией, и Овечкин заботился о них обоих. За этим занятием его застал приступ, и всё утонуло в испепеляющем голову жаре и жестоких судорогах.
День девятый
Медленно проворачивающийся перископ показывал вокруг целину из грязно-бурого снега, покрывающую устланные обломками леса окрестности полуметровым слоем. Частые ураганные ветра отутюжили снежную грязь, замуровав неровности, и местность вокруг казалось ровной, словно чумазая тундра. За прошедшие дни концентрация пыли в воздухе сильно возросла, и видимость упала до двух десятков метров от силы, а во время грязно-серых снегопадов ничего не было видно уже в пяти метрах от перископа. Ингеборга на мгновение задержала взгляд там, где последний раз было видно труп убийцы. Три дня назад он выбрался из подвала и побрёл куда-то, сильно шатаясь и волоча за собой по снегу охотничье ружьё. Убийца прошёл метров десять, потом упал в снег и какое-то время вяло шевелился. Потом затих, и с того момента его тело так там и лежит. Его сильно занесло снегом, но окоченевшая рука ещё долго торчала из образовавшегося сугроба. Потом воздух забился пылью ещё сильнее, видимость упала, и больше трупа не видно. Что стало с другими обитателями подвала, было понятно, но думать о подробностях их смерти не хотелось.
Вскоре начался снег, и Ингеборга оставила перископ в покое. Во время снегопада он бесполезен. Если не признавать очевидную истину – при видимости в двадцать метров он бесполезен в принципе. Заметить спасателей не удастся, даже если они уже, прямо сейчас, работают на месте дачного посёлка. Её домик стоял на отшибе, на самой опушке леса, и расстояние до ближайшего коттеджа превышало сотню метров. Вряд ли кто-либо из спасателей будет искать её, даже если увидит изображение домика на карте или схеме посёлка. Никто ведь не знает о существовании самодельного бункера, а от самого
