– Достанется, – усталости в голосе Порфирьева стало ещё больше. – Он главный инженер, вместе с техниками следит за вентиляцией, запасом энергии и гермоворотами. Его обделять не станут.
На этом разговор завершился. Голос Порфирьева умолк, Давид с минуту о чем-то тихо шептался с матерью, потом тоже замолчал. Антон, кипя противоречивыми чувствами, осторожно отошёл от помятых дверей и двинулся на станцию. Там выяснилось, что о кровавой расправе все уже в курсе, но волнует это людей мало, и потому дальше обсуждений дело не пошло. Кто-то сказал, мол, пусть полицейские разбираются, когда вернутся с поверхности, всё равно сейчас никого из них нет. Кто-то заявил, что предъявлять претензии вооруженному до зубов спецназовцу, на всю голову пробитому, чревато летальным исходом, и предложил забыть обо всём до более благоприятных обстоятельств. А некоторые и вовсе заявили, что это даже хорошо, что Порфирьев убил тех шестерых. Во-первых, претендентов на продукты из гастронома стало меньше, а, во-вторых, если они ради пары пряников не побоялись атаковать амбала Порфирьева, то запросто могли бы отбирать добытую на поверхности еду у более слабых. В целом общественное мнение было на стороне Порфирьева, и Антон хорошо видел, что многие придерживаются этой позиции из конъюнктурных соображений, а не потому, что действительно так считают. В памяти тут же всплыла возмущенная тирада сына о наболевшем, и он с тяжёлым осадком на душе встал в очередь за водой.
Отстоять пришлось больше часа. Едва Антон с наполненным баллоном в руках вышел на платформу, раздался глухой стук в гермоворота, почти не слышный из-за шума фильтровентиляционной установки. Дежуривший у ворот старый техник принялся открывать, и Антон поспешил подойти ближе. Открывающаяся воротина вызвала всплеск активности на заполненной лежащими людьми платформе, и страдающие от голода обитатели вагонов потянулись ближе. За прошедшее время блок фильтров вентиляционной установки набрал столько радиоактивной пыли, что вкупе с пылью, попавшей внутрь гермоворот в результате нескольких выходов на поверхность, фон вблизи ворот стал опасным настолько, что техники не приближались к ним без особой причины. Довольно большое пространство перед воротами было огорожено и оставалось пустым, и быстро нарастающая толпа напирала на импровизированное ограждение. Несколько самодельных барьеров упало, и передние ряды оказались выдавлены задними в опасную зону, но это никого не остановило. Люди резонно опасались, что продуктов на всех не хватит.
Наконец, подвижная воротина отворилась на ставшее стандартным небольшое расстояние, и в образовавшуюся щель заглянул полицейский в скафандре, принявший командование после гибели Абдуллаева.
– Петрович, скажи медикам, пусть готовятся принимать пострадавших, – полицейский одно за другим забирал у старого техника заранее приготовленные щетки и вёдра с водой. – У нас двоим совсем хреново. И остальным ненамного лучше.
– Нашли продукты? – выкрикнул кто-то из толпы, выражая общий интерес.
– Прокопались на склад, – болезненно ответил полицейский, морща посеревшее до землистого цвета лицо. – Взяли немного, сил уже не было. Наверху не видно ни черта, темно, сплошная пыль и холодно. Кто пойдёт за продуктами, пусть смотрят под ноги и двигаются по нашим следам, их в пыли и грязи хорошо видно, если светить фонарём вниз. Там вокруг развалины, сплошная свалка, так что много провалов, будьте осторожнее.
– Вы хотите сказать, что больше туда не пойдете? – громко уточнил активист.
– Может, позже… – полицейский запнулся и исчез за воротами. Оттуда послышалось щелканье распахиваемого гермошлема и звуки сухой рвоты.
– Они получили сильное облучение! – к гермоворотам от служебной двери бежал фельдшер в сопровождении двух санитарок. – Их надо немедленно поместить в медпункт!
– Стой! – Петрович преградил им дорогу. – За ворота не лезь! Сейчас отмоются, сами зайдут!
Несколько минут ослабевшая продуктовая команда смывала со скафандров радиоактивную пыль, потом нетвёрдыми движениями пробралась внутрь станции. Четверо человек несли на руках двоих своих товарищей, у четверых в руках были картонные коробки, заполненные наскоро набросанными упаковками с продуктами. Но двигались они совсем плохо, и потому передали коробки фельдшеру и медсёстрам, велев немедленно унести всё в дежурку. Носильщики продуктов сразу же заторопились к служебным дверям, и толпа хлынула за ними. Громкий звук выстрела заставил всех, кроме носильщиков, замереть на месте.
– К дверям не подходить! – серое лицо заместителя Абдуллаева было покрыто красной сыпью, заметной даже в тусклом аварийном освещении. Полицейский наполовину освободился от скафандра и держал пистолеты в обеих руках. – Второй раз предупреждать не буду!
– Когда будут раздавать продукты? – одна из активисток бросала красноречивые взгляды на полицейских, с трудом сбрасывающих с себя скафандры и сразу же хватающихся за оружие.
– Эти – никогда! – отрезал зам Абдуллаева. – Это для нас, техников, больных и медперсонала.
– Остальным умирать с голоду? – окрысилась активистка. – Может, тогда сразу перестреляете?!
– Нас всего десять, – вяло ответил полицейский, с трудом шевеля языком. – Двое уже не на ногах. Мы откопали вход в магазин, теперь на поверхности не нужно облучаться часами. Пятьдесят метров до продуктов и обратно, даже по развалинам это не так долго. Склад действительно большой, там темно, но видно, что много всего есть. Вас три с половиной тысячи. Много мужчин… – Он пошарил тускнеющим взглядом вокруг и наткнулся на Антона: – Вот главный инженер Овечкин. У него получите скафандры, как только потребуется. Составьте несколько команд, путь ходят за продуктами по очереди. Берегите скафандры, без них наверху долго не протянуть…
Полицейский покачнулся, его руки, сжимающие пистолеты, неуправляемо повело в разные стороны, и двое ближайших коллег торопливо бросились к
