поверхность в поисках других магазинов. Скорее всего, произойдет и то, и другое, просто не со всеми и не сразу, но речь не о том. Выход на поверхность означает смерть. Там, над нами, не просто эпицентр термоядерного взрыва. Там наслоение множества эпицентров, каждый из которых осыпался на поверхность тоннами радиоактивных веществ. Даже в спецскафандре долго не проживёшь. Без него – тем более. И так на всей территории Москвы, абсолютно везде. Ты видел, что стало с мужиками, которые задержались на поверхности слишком долго. Полчаса назад умерло ещё двое. Док говорит, что остальные не доживут до полудня, а уже утро.
Здоровяк вновь умолк на мгновение и подвёл черту:
– В начале разговора ты сказал, что здесь три с половиной тысячи людей находятся на грани гибели. Это не так. На самом деле все они неминуемо погибнут. Они были обречены с самого начала. Можно надеяться на помощь МЧС, но я не знаю, кто спас само МЧС, чтобы оно могло спасти нас. Единственный, призрачный, но всё-таки шанс, который я вижу, выглядит так: надо попытаться отыскать настоящее, специализированное бомбоубежище, и переселить туда хотя бы какую-то часть людей. Проблемы две: найдём ли мы что-то подобное, и если найдём, то захотят ли тамошние жильцы нас впускать. В самом крайнем случае можно рискнуть выбраться за пределы города как можно дальше. Там радиоактивный фон будет меньше. Возможно, нам удастся найти место, где он не опасен. Но поход за пределы города переживут далеко не все, так что для начала нужно попробовать поискать уцелевшие убежища.
– Но как мы их найдём? – Антон был потрясён услышанным. – Кто знает, где они есть?
Не может быть, чтобы всё было до такой степени фатально! Да, Москва – это столица, ей, без сомнения, досталось, но есть другие города, помощь придёт оттуда, надо только продержаться до её появления! И вот тут приходилось признать, что определенная правота в словах Порфирьева есть. Когда придёт помощь? Неизвестно. А энергии хватит на пару суток, если организовывать отопление. А его придётся организовать, другого выхода нет.
– Надо опросить людей, – ответил Порфирьев. – После объявления эвакуации, на порталах районных управ были выложены схемы объектов Гражданской Обороны, в которые рекомендовалось переместиться местному населению. Кто-то мог запомнить какие-то объекты, которые не относятся к системе метро. Я помню один, бомбоубежище на Комсомольском проспекте, по прямой отсюда меньше трёх километров, по дороге четыре с половиной. Как по руинам – не знаю. Но туда точно нужно сходить. Если кто-нибудь вспомнит что-то ещё, составим карту и план действий.
– Я поговорю с активистами! – заявил Антон. – Мы организуем сбор информации!
– Заодно организуй сбор скафандров, – добавил Порфирьев. – Мне нужно три добровольца. Пойдем вчетвером. На поверхности видимость не превышает трёх метров, ориентироваться тяжело. Если с одним разведчиком что-нибудь случится, двое других будут его нести, а четвертый возьмет на себя ориентирование. Заодно подменит кого-нибудь в случае усталости.
– Сейчас организую! – Антон устремился к выходу, но остановился. – Надо что-то сказать людям на тему отопления и кипятка. Сейчас меня засыплют вопросами, люди переживают за своих детей! Из магазина вынесли массу различных ёмкостей, в которых можно кипятить воду и варить макароны, но кипятить не на чем!
– Поковыряемся в вагонах и в помещениях, – Петрович вновь потер виски с болезненной гримасой. – Насобираем проводов, снимем кабель. Используем стандартную проводку на станции и в тоннелях, протянем от них провода. Соберем примитивные кипятильники. Они же будут обогревателями. Большего нам не сделать. А если и сделать, то лучше не надо, а то останемся без электричества. Ёмкости и так уже наполовину пусты.
С планом Порфирьева сразу начались проблемы. Сначала никто не хотел отнимать у продовольственных команд сразу три скафандра, потом выяснилось, что никто не помнит никаких важных адресов. Правда, позже нашлись несколько человек, у кого персональные коммуникаторы были слишком дешёвыми и потому недостаточно мощными. С интерактивной картой в сети они работали медленно, поэтому их владельцы скачали карту себе. Аккумуляторы у них давно разрядились, но если техники предоставят возможность их зарядить, то карту можно будет увидеть. Добровольцев для выхода на поверхность на несколько часов тоже не нашлось, судьба полицейских более чем красноречиво свидетельствовала об ожидающих таких людей перспективах. Вызвался идти только старый техник, который прямо заявил, что сильно облучился из-за того, что в первое время в одиночку отмывал скафандры, чувствует себя неважно, и потому лучше идти ему, так как терять нечего. Но против его кандидатуры выступил Порфирьев.
– Если он упадет посреди дороги, – здоровяк обвёл собравшуюся толпу пристальным взглядом, – то станет обузой. Его придется нести обратно, и операцию придётся свернуть. Это бессмысленно.
– Бросьте меня там, – отмахнулся старый техник. – Мне будет уже всё равно.
– Мне будет не всё равно, – невозмутимо парировал Порфирьев. – Этот вариант отпадает. Нужны люди, способные пройти шесть километров по развалинам без привалов и передышек. Чем быстрее вернёмся, тем меньше облучимся.
– Если дадите время отъесться, я пойду, – выступил из толпы пожарный из Нижнего Новгорода, тот самый, что предлагал Порфирьеву помощь в раскопках норы на поверхность. – Сейчас с голодухи желудок режет так, что ноги не держат. В таком состоянии я далеко не уйду.
– Почему вы не записались в продовольственные команды? – возмутилась одна из активисток.
– Я записался, – ответил пожарный. – Но я живу в тоннеле, в дальнем вагоне. Пока узнал, что идет запись, пока дошёл, пока через толпу пролез – короче, я там в предпоследней команде, мне ещё долго ждать своей очереди. Пусть кто-нибудь со мной поменяется, что ли?
