излучение, и Антон вместе с остальными членами группы получил требование снять скафандры и передать их в собственность общественности. Что характерно, никто не требовал отобрать у амбала спецназовское снаряжение. Общественность уважает частную собственность! Или все в курсе насчёт шести трупов, которые при жизни пытались отобрать у Порфирьева рюкзачище. Интересно, где он его спрятал, прежде чем покинуть станцию?
– Эти скафандры нельзя использовать! – заявил Овечкин, остро понимая, что его могут лишить возможности идти к бомбоубежищу. Зря он рассказал про зарубки на руинах, которыми отмечен маршрут! Многие решили, что смогут дойти до цели без проводников или возьмут в проводники Порфирьева, если он окажется в состоянии идти.
– Почему это нельзя? – с подозрением вопросила одна из активисток. – Кто это решил?!
– Мы попали под радиоактивный ураган! – мгновенно сымпровизировал Антон. – Фильтры забились, воздуховоды утратили герметичность, мы едва не задохнулись, пока спускались в метро! Систему воздухоснабжения необходимо отремонтировать! Мы с техниками займемся этим, как только пройдем медосмотр.
– Точно! – немедленно подхватил кто-то из активистов. – Они пробыли на поверхности семь часов! Им нужна медицинская помощь, они получили серьёзную дозу радиации! Им ещё долго будет нельзя выходить на поверхность, иначе они погибнут! Они должны нарисовать нам карту! Пусть начертят план, мы сами дойдём! Я могу быть проводником, я делал онлайн-карты для крупных интернет-компаний, я отлично разбираюсь в планах местности! Этим людям больше нельзя рисковать, мы не можем допустить, чтобы они погибли! Я готов взять скафандр главного инженера после ремонта! Сколько вам потребуется на ремонт всех трёх скафандров, господин Овечкин?
– Я… – Антон едва не запаниковал. – Я смогу сказать точно после того, как проведу тщательный осмотр и ревизию запчастей! Что-то у нас должно было остаться, но прямо сейчас я не могу гарантировать что-либо! Ураган сбил нас с ног, нас протащило по острым обломкам несколько метров, меня сбросило в яму! Пока я не могу быть уверен, что не нарушена герметичность, а внутренние датчики контроля вышли из строя из-за сильной ионизации окружающей среды. Как только я всё проверю, то сообщу! Информация будет через пять часов!
– Отлично! – заявила активистка. – До тех пор будем считать, что в нашем распоряжении семь скафандров! Предлагаю обсудить списки и провести лотерею! Бросим жребий! Если что, на остальные скафандры проведём дополнительную жеребьёвку!
Толпа заголосила, внося различные предложения наперебой и пытаясь перекричать друг друга. Антон с остальными членами группы поспешил удалиться в служебные помещения, не снимая скафандров. Войдя внутрь, он увидел, что служебные помещения заняты людьми, отношения к ним не имеющими. Выяснилось, что пока группа была на поверхности, в медпункте умер последний из тяжело облучившихся полицейских. Из мужской части станционных сотрудников остались только фельдшер с Петровичем, который чувствовал себя плохо и на ногах стоял неважно. Поэтому фельдшер обратился к активистам с просьбой помочь затопить трупы. Активисты помогли, но в процессе захоронения поняли, что в служебных помещениях освободилась жилплощадь, и объявили её своей. Кое-кто даже пытался разыскать оружие полицейских, но потерпел неудачу. Фельдшер сказал, что вроде всё оружие спрятал Абдуллаев незадолго до того, как перестал ходить, но где именно, он не сказал. Наверное, у полицейских имеется скрытый сейф, обнаружить который пока не удалось. Активисты опросили Петровича, но тот заявил, что дежурное помещение находилось в ведомстве МВД по метрополитену, и ему туда нельзя было заходить без приглашения. Поэтому он не знает, где именно искать сейф, хотя слышал о том, что он где-то есть.
В общем, в служебных помещениях всё, что не было отведено под больных и раненых, оказалось занято активистами. Свободной осталась только слесарка, в которой обнаружился Петрович, вычищающий снаряжение Порфирьева. Сам здоровяк сидел на стуле в другом конце помещения и всякий раз, когда Петрович закрывал глаза от недомогания или непонимающе смотрел на тот или иной незнакомый элемент снаряжения, порывался вскочить и помочь старому технику.
– Сиди, я сказал! – недобрым тоном осаживал его старый техник. – Сам разберусь! Мне уже всё равно, а ты здоровье-то побереги! Скоро понадобится! И вас касается! – Он бросил на вошедших хмурый и больной взгляд: – Снимайте скафандры, несите сюда и проваливайте в дальний угол!
Все подчинились, и Антон уселся рядом с Порфирьевым на полуразобранный кожух вентиляционной установки системы климат-контроля. Здоровяк сунул руку в карман и извлёк оттуда какой-то небольшой предмет.
– На, держи, – он протянул Овечкину маленькую картонную коробочку в пластиковой обертке.
– Пахлава?! – удивился Антон, читая надпись. – Ты нашёл её в магазине?
– Тут нашёл, – невесело поморщился тот. – У мужиков, в коробке с продуктами. Им уже всё равно.
– Где теперь их продукты? – Овечкин вспомнил, что активисты вычеркнули его из списков на раздачу продовольствия. – Их забрала общественность?
– Пыталась твоя сраная общественность! – ответил за Порфирьева Петрович. – Да я спрятал. Так и не нашли. Больных покормлю лишней пайкой! Может, ещё кого, если заслужит! – Он смерил взглядом тихо ухмыляющегося Порфирьева: – Я не про тебя! Ты-то и без меня не пропадёшь! Я про внучка своего непутёвого!
– А что я?! – обиженно возмутился молодой техник. – Что я сделал не так на этот раз?! Я с Олегом пошёл, как ты велел! Нашли мы запертые наглухо двери в бомбоубежище, в котором мы на фиг никому не нужны! Ты доволен?
– Поговори мне ещё! – Петрович подобрал со станины газовый ключ и погрозил им Владимиру.
