Тристан молчал.
— Я пытаюсь помочь и твоему другу, — продолжал Вейл. Он наклонился ближе и перешел на шепот. — Я сказал людям, этим людям здесь, что ты и он становитесь агрессивными, когда вы не вместе.
Тристан снова напрягся и посмотрел на Вейла широко раскрытыми глазами.
— Зачем ты это сказал? — требовательно спросил он. — Это же не так!
Вейл дал знак не поднимать шум.
— Я поступил так для вашего блага. У меня были причины полагать, что они заберут твоего друга и причинят ему боль.
Тристана этот ответ озадачил еще больше, и он нахмурился.
— Почему они должны были это сделать?
Вейл засомневался, покачал головой.
— Потому что они не могут его как-то использовать, — наконец признался он. — Они считают… что он для них не представляет ценности, поскольку не является человеком, только — лишней обузой. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Тристану было понятно значение слов, но не смысл того, что за ними стояло. Он тем не менее кивнул, однако морщины на его лбу так и не разгладились.
— Хорошо, — сказал медик, — даже если мое утверждение о вашей агрессивности и преувеличено, важно, чтобы вы с другом вели себя так, будто вас пытаются разъединить. Понял?
Тристан оторопел и снова кивнул.
— Вот и хорошо. — Вейл встал и перешел на обычный тон. — Как твоя рука? Левая рука. Двигать можешь?
Юноша поднял руку и ужаснулся — его ногти были аккуратно подстрижены. Он посмотрел на правую и увидел то же самое. Тристан был в шоке.
— Ты отрезал мне когти! — обвинил он врача. — Зачем ты это сделал со мной?
Вейла слова Тристана застали врасплох. Он протянул свою руку.
— Посмотрю на мою.
— Она голая! Только у грудных детей нет когтей. Они мне нужны для охоты и…
— Тебе здесь не придется охотиться, и когти тебе не нужны.
Тристан страшно огорчился. Он зажал руки между коленями и повернулся спиной к Вейлу. От обиды Тристану трудно было дышать. Через несколько секунд Вейл снова негромко спросил:
— Тристан, ты боли в руке не чувствуешь?
— Нет, — сказал юноша в подушку.
— Ее очень сильно повредило. Как это случилось?
— Я… ударил рукой человека, у которого на голове была надета… блестящая раковина.
— Ты имеешь в виду шлем? Тебе еще повезло, что ты не сломал руку.
Тристан ничего не ответил, даже не пошевелился, только сильнее сжал кулаки.
— Трис, — позвал после недолгого молчания Вейл. — Я еще не закончил тебя латать. Мне нужно, чтобы ты лег на спину.
Он выждал немного, пока Тристан выполнил его просьбу. Юноша с опаской посмотрел, как врач убрал простыню, взял еще мази и протянул руку к ткани, прикрывающей пах. Тристан насторожился, став вдруг подозрительным и рассерженным.
— Что ты делаешь?
— Я вынужден был в двух местах надрезать твое бедро для ввода трубок, и теперь ранки нужно смазать свежей мазью. Может, ты предпочитаешь сделать это сам?
— Да, — ответил Тристан.
— Тогда дай палец.
Вейл переложил мазь со своего пальца Тристану. Заживающие места в верхней части бедра были еще нежно-розовыми.
— Зачем ты вводил мне трубки? — потребовал ответа Тристан.
Врач глубоко вздохнул.
— Тебя усыпили на две недели. В медицине это называется состоянием стаза. Через эти трубки твой организм получал питание.
— Две недели? — нахмурился Тристан, услышав незнакомое слово. — Сколько это ночей?
— Ты спал пятнадцать.
— Пятнадцать! — снова ужаснулся юноша, и у него опять пересохло во рту. — Три руки ночей! — Тристан в упор посмотрел на Вейла. — Но почему?
Под его взглядом доктор почувствовал себя неуютно. Вздохнув, он решил все объяснить.
