раньше: лес окружали ровные столбики. Он смерил на глаз их высоту и расстояние между ними — это была такая же стена-молния, которую они с Пулу преодолевали на Ганволде. Остаток пути Тристан разглядывал лес и о чем-то размышлял. Он готовил план. Деревья были то черными, то белыми, а порой отдавали голубизной, но юноша этого не замечал. Когда самоходка остановилась, Тристан и Пулу вышли последними, предоставив возможность мазукам и губернатору принять ласковое приветствие собак-медвежатников. Тристан непроизвольно приготовился обороняться, наблюдая, как свора несется от крыльца.
— Щенки!
Слово было произнесено с рычанием. Б’Анар Ид Па’ан навострил уши, пригнулся, показав клыки, и собаки съежились от страха, поджав хвосты. Па’ан выпрямился и с ухмылкой посмотрел на товарищей.
— Щенки! — презрительно повторил он.
Стоящий позади Тристан согнул пальцы и зашипел сквозь зубы.
В своей комнате Тристан включил свет, и Пулу проскользнул внутрь, сразу же устроился на кровати и снял с ног мокрые обмотки. Тристан тоже сел на пол и стянул ботинки.
— На большой… картине этого лагеря, — стал доступно втолковывать ганианцу юноша, — которая висела на стене большой хижины, куда мы ходили, я нашел Элинкорт. Это место, где жила моя мать, когда была маленькой. Туда нужно идти часть ночи.
Пулу вопросительно наклонил голову.
— Там живет ее семья?
— Да.
— Ты это точно знаешь, маленький брат?
Нет, он не знал. Наверное, теперь они здесь не живут. Тристан опустил глаза.
— Они жили здесь, когда я был маленьким.
Он быстро вскочил на ноги, подошел к окну и, откинув шторы посмотрел на темный лес.
— Она больна, Пулу! — отчаянно произнес он. — Куда же мне идти, чтобы помочь ей?
Они недолго помолчали, потом Пулу спросил:
— Ты о чем думаешь?
— По ночам они выпускают джаусов. Когда они сделают это, мы оденемся потеплее и подождем. Во время обеда спрячь нож.
— А как мы выйдем отсюда? В этой хижине только одна дверь, внизу.
— Через туалет. Там в потолке есть дырка.
Пулу подмигнул и изобразил улыбку.
— Как ломо из норы.
За обедом Тристан вдруг поймал себя на том, что не сводит глаз с Лариэль, вспоминая о том, что она сказала ему в коридоре после неудачной попытки побега.
Наконец она подняла глаза.
— Что-то не так, Тристан?
— Да нет, — слишком поспешно ответил Тристан и нащупал рукоятку ножа, который украдкой засунул себе за пояс. — Я просто устал.
Вернувшись к себе в комнату, он отключил автоматику двери; собрав всю свою теплую одежду, разложил ее на две кучки.
С большими усилиями пытаясь натянуть на себя человеческую одежду, Пулу показал на кровать.
— Сними мне вон то.
— В одежде теплее, — настаивал Тристан.
— Мне это нужно не для тепла. Зачем я учил тебя рисовать на теле полосы?
Тристан посмотрел на заснеженный лес и улыбнулся.
— Для того, чтобы прятаться!
Он завернулся в простыню и стал прохаживаться перед наполовину зашторенным окном, глядя на залитую светом землю. На улице слуги вели на поводках рвущихся вперед собак. За Диафаметаллическими стеклами лая не было слышно, но руки сами собой сжались в кулак.
Через час с небольшим слуги с собаками вернулись. Тристан подождал, пока они исчезнут из поля зрения и у входа раздадутся команды собакам, послышится лай и царапанье когтей по полу. Только после этого он подал сигнал Пулу.
В потолке гигиенической кабинки была вытяжка. Тристан резко выдернул вентилятор, за которым оказалось отверстие с метр в высоту. На самом верху под крышку вытяжки со свистом задувал ветер. Юноша залез на стул и протиснулся в трубу, слишком узкую для его плеч. Дотянувшись до приспособлений, поддерживающих заслонку, он пошатал одно из них, но ничего не получилось. Потрогал второе, немного покрутил его, и в руке у него очутилась гайка-барашек. Тристан бросил ее на пол и опять потянулся к первой, которая совсем не хотела поворачиваться. Он посмотрел вниз на Пулу и
