Известно, что Слипание есть поле, всепроникающее и вездесущее, не поддающееся фиксации современными приборами. Вселенская виртуальность, порождаемая то ли флуктуациями в вакууме, извечным «кипением» межпланетной пустоты, то ли вибрацией струн, слагающих пространство-время. Точнее сформулировать нельзя. С чем сравнить физическую природу Слипания, чтобы дать о нём более ясное впечатление? Наверное, с резонансом Шумана или реликтовым излучением. Для входа в Слипание нужны как минимум двое: чужая голова – вроде ключа, открывающего доступ. Погружаться рекомендовалось на голодный желудок и предварительно опустошив мочевой пузырь, иначе стоило ожидать неприглядных физиологических отправлений.
Я сам чуть было не польстился на дармовщину. Удержало известие, что все вживлённые в голову имплантаты в ходе первого же слипания элиминируются – выплёскиваются наружу потоком белёсой субстанции. К тому времени у меня были усилители зрения обоих глаз, по гайморовым пазухам ползал крохотный медбрат и в затылочной кости имелись три скважины для подключения к вирту. Жалко было терять такое оборудование.
Кроме журналистов, приглашения на пресс-конференцию получили чиновники и политики, но большинство, кроме политических карликов и маргиналов, проигнорировали. Недовольные же увидели в Слипании способ ускользнуть из-под опеки государственной системы, не желавшей отмирать назло всем прогнозам о приближении будущего.
Как всегда бывает, правительство запретило препарат «до проведения экспертизы». Но из запрета ничего не вышло. Попробуй останови распространение популярности Слипания, когда вещество можно сцедить из уха любого липкоголового!
Заказчик приказал разнюхать, что происходит у липкоголовых. Вроде что-то интересное намечается. Меня ждут премиальные, если удастся поставить прямо в голову какого-нибудь слипшегося «жучок», покрытый веществом, не провоцирующим мгновенное отторжение.
Да у меня же есть знакомый липкоголовый! С него и надо начать. Это во всех отношениях годный для разработки кадр. Мы его, дурачка, терпим уже лет десять. Чрезвычайно непоседливый персонаж. Аферист из него был никудышный, того хуже – наивный. Ему бы стоять на углу со свечкой – пожертвования собирать, а не пускаться в заведомо непосильные авантюры. Последним делом Козьмы была какая-то жалкая финансовая пирамида. Он замучил всех знакомых россказнями про «быстрый заработок». Потом вышел на магната районного масштаба, заключил с ним убыточную сделку и несколько месяцев прятался от спрашивавших о нём крепких мужиков, носивших киберпротезы со встроенными инструментами для металлообработки.
Удивительное совпадение – на днях Козьма позвонил мне и назначил встречу. При его подлой натуре следует ожидать, что он снова начнёт завлекать меня в свои нелепые махинации.
Условленный день. Я иду по городу в заведеньице, облюбованное липкоголовыми. В прилегающих к нему улочках ощущаешь себя так, будто заблудился на складе магазина одежды: кругом десятки манекенов и ни одного живого человека. Склонившиеся друг к другу манекены стоят на тротуарах, на аппарелях, ведущих на верхние уровни города, на террасах и балконах. Столбнячные тела заполняют парковки и скверики. Искусственный ветер колышет занавески, и за ними видны опять манекены, манекены, манекены с уродливыми головами.
Гигантская крыса – наверное, специально выращенная и выпущенная на волю в город сектантами-злыдарями, – нацелилась на высунутый из сандалии большой палец липкоголового. Наглая, привыкшая к присутствию людей, она даже не вздрогнула, когда я замахнулся.
Из-за спины раздаётся гнусавое:
– Паскуда, зачем обижаешь моих друзей-липкоголовых?!
Это подонок из числа тех, что отираются вокруг застывших головоляпов. Будто бы «смотрящие», на деле они обчищают карманы своих подопечных. По всей видимости, он караулил какого-нибудь доброхота, который решит позаботиться о беспомощном ляпуне.
Я оборачиваюсь и вновь выстреливаю из пальцев наноспицы – свёрнутые в трубку углеродные кристаллической решётки. Это запрещённое оружие, но ещё не было прецедента, чтобы кого-нибудь поймали с поличным. Стержень из атомов углерода невидим. Тем не менее я не хочу никого убивать. Я не херувим, у меня нет крыльев, но я чту Уголовный кодекс, говаривал трикстер прошлого века. Глядишь, и пробуду на воле до того дня, когда смастерят способные оторвать человека от земли биомеханические крылья.
Я пронзаю мерзавца выскользнувшими из рук нанотрубками. На них тотчас формируются прозрачные аэрогелевые листочки-распорки, чтобы противник не добрался до меня, насаживая своё тело на острия. Советую:
– Не шевелись. Не нужно. Пока ты проколот насквозь, вреда никакого. Но если двинешься вбок, рассечёшь себя. Глянь на крысу.
Грызун бьётся об асфальт и пытается ползти, коготки передних лапок скребут гудроновое покрытие… А где же задние лапки? В метре позади. Крыса разваливается на пласты. Тонко нарезанные дольки сыплются как из-под ножа шеф-повара, превратившего свои навыки шинковки в аттракцион.
Принимаюсь выговаривать пленнику:
– А ты хуже этой крысы. Гаже. Вредоносней. Ты хоть догадываешься, идиот, что амортизация моего оборудования за эти секунды будет оценена в сумму, большую, чем ты настрелял у прохожих за всю свою жизнь? Ты понимаешь, болван, тебе никогда не расплатиться за то, что я тебя спицей протыкаю? Никогда!..
Он не понимает. Воет бабьим голосом, когда я пускаю лёгонький разряд гулять по его нервам.
Я взламываю его банковскую карту, чтобы перечислить себе завалявшиеся там копейки. Которые – известно же – рубль берегут. Затем сканирую идентификационный номер головоляпа и выставляю ему официальный счёт за спасённый большой палец. И ухожу.
