— Я ничего не думаю.
— Где пить будем? У тебя? У меня?
— У тебя, — решил Великий князь. — В свой дворец не хочу. Тоскливо там. И мертво. А дом… Дом я спалил, как видишь.
И тут случилось то, что и предсказывал князь: пепел сгоревшего дома поднялся вихрем в ночное небо и стал медленно опадать. Они стояли и смотрели на это удивительно красивое, завораживающее зрелище. Император был поражен, князь — счастлив.
Как только они перенеслись, император отдал распоряжение, чтобы родственнику подготовили чистую одежду.
— Я, конечно, понимаю, что ты в тоске, и я даже несу за это ответственность. Но терпеть твой запах с пожарища — это выше моих сил, — усмехнулся в густые усы император.
Но когда Великий князь Радомиров зашел в кабинет императора, тот уже не усмехался. Он стоял у окна и мрачно смотрел на никогда не спящую столицу, расцвеченную световыми шарами.
— Что еще случилось?
— От меня Маша ушла, — ответил император, помахав перед братом листком бумаги. — Она устала терпеть мои измены. И не намерена терпеть мой гнев. Пишет, что она сегодня осознала — между нами любви не было. Написала, что раскаивается из-за того, что в прошлом году отдала ключ от твоего поместья графине Дубовицкой. И сообщила, что между нами все кончено.
— Что? С ней надо поговорить! Ты подумай, какой удар по престижу…
— Андрей! Какой престиж! Какая Империя! От меня жена ушла!
— Выпьем?
— Пошли, — равнодушно ответил ему брат. И добавил: — Кстати, наши жены в госпитале устроили дебош. И мыли нам кости… То смеялись. То плакали…
— Охрана доложила?
Император кивнул.
Бутылка опустела быстро. Потом еще одна.
— Поубивал бы ее придворных куриц, — в сердцах грохнул кулаком об стол император. — Заговор они учудили! Ведь все замешаны! Понимаешь, Андрей! Все!!! Теперь плачут, кивают на заслуги родов и мужей! А мы… от нас жены ушли… И как нам теперь быть…
— А ты с этими придворными курицами Марии Алексеевне изменял.
— Вот только не спрашивай меня — зачем? Я сам не знаю. Все это длится слишком давно. Мы любили друг друга и, я надеюсь, любим до сих пор. Но этот дворец украл наши чувства. Империя забрала все себе. И вдруг ты понимаешь, что у тебя самого — ничего не осталось. Пустота. И мы оба пытались заполнить эту звенящую пустоту хоть чем-нибудь. Я — любовницами, она — розыгрышами этими…
— Давай…
И мужчины подняли бокалы. Они выпили, отсалютовав друг другу. Молча. И каждый в этот момент думал о чем-то своем.
Я лежала в своей палате, свернувшись калачиком под шерстяным одеялом. Голова гудела после трех бутылок красного вина на двоих. Прислушалась к себе — обычное похмелье, подлечила немного и с радостью осознала, что все в порядке. Я вспомнила последний вечер и скривилась. Стыдно было ужасно. Нас нашли с императрицей уже поздно вечером. А сейчас? Шар услужливо подлетел, мигнув голубоватыми цифрами. Сейчас тоже уже вечер — сутки прошли.
Смутно помню строгое лицо княгини Снеговой. Правда, то, что моя начальница вот-вот рассмеется, все-таки было видно. Зато хорошо помню, как я кричала, когда у нас отнимали недопитую бутылку вина:
— Я — княгиня Радомирова, вы не имеете права!
Тамара Ильинична на эту мою реплику (до сих пор не верю, что выдала подобное!) только руками всплеснула:
— Хвала Небесам, помнит!
— Это хорошо. Правда, характер изменился. Или, может, это влияние плохой компании? — ответила ей княгиня Снегова.
Потом посмотрела на императрицу. Та, лучезарно улыбаясь, элегантнейшим жестом протягивала целительницам бутылку, предлагая присоединиться.
— Прошу вас, княгиня! Там еще почти полбутылки осталось… — икнув, сказала первая дама Поморья. Императрица даже икала совершенно обворожительно, честное слово!
Дальше я мало что помню. Нас уговорили-таки разойтись по палатам. Не помню, кто из целительниц попытался поговорить со мной. Кажется, что-то объясняли про князя Андрея. Я заявила, что все мужчины… В общем, стыдно вспоминать. Андрей пытался связаться со мной. Два раза. Но я не ответила. Не
