Дверь магазина была закрыта. Я постучал, и спустя мгновение дверь открылась, но внутри никого не было.
Магазин был полон тканей, они свисали с потолка огромными полотнами или лежали в нише, скатанные в рулоны; в помещении оставался лишь узкий проход среди всего обилия материала. Вокруг стояли безголовые манекены портного — то есть я надеюсь, что это были именно манекены, — но я не увидел ни покупателей, ни мастера, ни демонов-продавцов.
— Есть тут кто?
Я пошел дальше в глубь магазина, держа руку возле кармана, в котором лежал приобретенный на Ночном рынке нож. С каждой секундой это становилось все больше похоже на ловушку, прямо как в фильмах про итальянскую мафию, когда парень на секунду поднимает глаза от своих спагетти и видит, что в ресторане никого не осталось. Когда я почувствовал легкое касание руки на моем плече, я обернулся, вытащив нож, и был готов разрубить на хрен того, кто поджидал меня здесь. Но, конечно, я не смог. Потому что это была она.
Она, естественно, не была так же во мне уверена, ведь в прошлую нашу встречу на Земле я выглядел совсем иначе — но она не отвела взгляда и даже не вздрогнула.
— Бобби?..
Я едва смог ответить:
— Да, Каз.
— Ты просто придурок! — и с этими словами она ударила меня. Прямо по лицу. Я чуть не упал. При каждой встрече с этой женщиной все заканчивалось тем, что она выбивала из меня все дерьмо. Поверьте, я не такими представлял себе идеальные отношения.
— Ай! Какого хрена ты вытворяешь? — возмутился я, зажимая нос, чтобы кровь не вытекла на мою новую одежду, но через мгновение она уже прижималась ко мне, и мы оба оказались заляпаны моей кровью. Все это казалось нереальным. Спустя все это время…
— Почему ты всегда бьешь меня? — пробормотал я, прижавшись губами к ее губам, от чего это прозвучало так, будто я говорил на «поросячьей латыни». [62]
— Тебе не стоило приходить сюда! Не стоило! — Она отвернулась от меня. По ее щекам потекли слезы, похожие на замерзшие сверкающие блестки. — Тебя убьют, Бобби. Ты ничем не сможешь помочь мне, так что лучше отправляйся домой, пока он не поймал тебя.
Но несмотря на эти слова, она крепко обнимала меня. Я уже успел расстегнуть лиф ее платья и опустить его вниз, чтобы добраться до ее набухших сосков. Если бы я мог, то взял бы в рот сразу оба, но приходилось делать это по очереди.
— Не надо, — стонала она, но тут же задирала мою рубашку, пока я посасывал ее грудь, впивалась в мою кожу, будто стараясь слиться со мной, пройти сквозь меня, как сквозь дверь, и хотя она все еще злилась, все еще плакала от отчаяния и страха, она ни разу не оттолкнула меня. Ее голод был так же силен. Я же, видя свои странные серые руки демона на ее белой коже, вдруг почувствовал, что могу как-то запятнать ее, что это чужое тело было предательским и неверным, но, казалось, Каз это вовсе не волновало. Через пару мгновений меня это тоже перестало беспокоить. В конце концов, в этом теле была моя душа, а моей душе нужно было лишь одно — Казимира, графиня Холодные Руки. Сейчас это и
Полураздетые, мы упали на застеленный коврами пол, разбрасывая свои одеяния; нашей единственной целью было забыться друг в друге. В тот момент все, через что я прошел, все, что до сих пор стояло у меня перед глазами — предательство, мучения, смерть, — все это исчезло. Я даже не задумался о том, что заниматься любовью в одном из самых популярных бутиков Ада — не очень-то благоразумно, потому что в тот момент ничто не существовало, кроме нас двоих, разлученных, но не разлучившихся, все еще пылающих любовью друг к другу Неважно, в Аду или на Земле, но если вы чувствовали подобное, то поймете. Мы создавали храм из пота, кожи и сдавленных криков в самом худшем месте, которое только можно представить, и здесь не было никого, кроме нас.
Мы уже не заботились об одежде, сняв достаточно, чтобы я мог забраться на нее и войти. Как оказалось, реакции тела демона несильно отличались от моего земного обличья. Думаю, ученые все же правы: секс в основном у нас в голове.
Каз вздыхала, ее ногти впивались в мою толстую кожу, словно лезвия острых ножей — десять ударов за раз, — но это лишь еще больше сводило меня с ума, будто дикого зверя. Я прижимался лицом к ее лицу, вдыхая ее запах безумными глотками, а она сжимала меня бедрами, пуская в свой внутренний жар мимо прохладных лепестков. Она стонала, и я тоже. Мы двигались так неистово, стараясь достичь невозможной полноты нашего слияния, что наталкивались на что-то на полу, на ножки стола, на манекены портного, сбивали мелочи на пол, пока, должно быть, не стали выглядеть, словно двое проклятых в гонке Ликеона, которые пытаются уничтожить друг друга на кровавом песке арены Цирка Коммода.
Наконец тяжело дыша, я остановился; с меня текли пот и кровь, и я все еще был слишком возбужден и ошеломлен, чтобы кончить. Каз перевернула меня на спину, и ее тело скользнуло поверх моего; ее жар теперь был у моего лица, а она облизывала меня и впивалась в меня своими острыми ноготками. Затем она снова оседлала меня, будто выбившегося из сил коня, из которого можно выжать последние силы. Когда я наконец-то испытал оргазм, он был больше похож на сердечный приступ. Я кричал, притягивал ее к себе изо всех сил и, видимо, этим довел и ее до кульминации. Коленями она стиснула мои ребра и начала двигаться все быстрее и быстрее, пока ее неровное дыхание не перешло в сдерживаемый рык отчаянной и лишь случайно приятной
