бы смог вырваться.
После вечера в опере прошло несколько дней, и с того момента никто уже не выказывал показного гостеприимства — теперь я был лишь пленником. Каждую ночь, а иногда и днем Вера забиралась на меня. Я никогда не думал, что изнасилование может быть приятным, но теперь узнал это на собственном опыте. Беспомощность, ярость, стыд — все эти ощущения открылись мне с совершенно новой стороны. Я даже познал чувство глубочайшего страха, ощущения того, что моя жизнь больше мне не принадлежит, что все происходящее находится вне моего контроля. Иногда я рыдал, и не только от того, что меня использовали. Я всегда ждал, когда останусь один. Это все, что теперь у меня было.
Белль ударила меня в последний раз — так сильно, что я врезался головой в спинку кровати. Это уже стало традицией: она убирала в комнате, хотя не так тщательно, как раньше, выносила мой ночной горшок, а потом избивала меня до полуобморока. Наша Белль телосложением напоминала борца- тяжеловеса: у нее были длинные руки и крепкое тело. Думаю, в жизни она весила килограммов восемьдесят — восемьдесят пять, прямо футбольный защитник, но теперь с острыми наростами, торчащими из ее суставов, она, должно быть, накинула еще десяток. Другими словами, она была намного больше меня, а ее демоническое тело обладало огромной силой.
— Ты должен целовать ей руки и благодарить за то, что она оставила тебя, — выходя, сказала Белль. — Я бы оторвала тебе голову и вышвырнула бы на помойку. Я-то знаю, как обращаться с такими, как ты.
— Не сомневаюсь в этом.
В голове все еще звенело, было бы разумнее держать рот на замке, но мне уже было все равно. Уничтожьте меня — это будет приятнее и уж точно менее унизительно.
— Не сомневаюсь, что ты всегда нравилась парням — с твоим-то лицом и фигурой.
Она ухмыльнулась:
— Думаешь, у меня не было мужчин? Они караулили меня у дверей моего дома. Приносили мне деньги! — Она гордо подняла подбородок. — У меня их было не меньше, чем у Веры. Просто я не такая сентиментальная. Не надо мне никаких «бессмертных». Нет-нет, я бы лучше бросила тебя в огонь и проследила бы, чтобы ты сгорел дотла, парнишка.
Да уж, она была само очарование. Хотел бы я назвать ее «плохим копом» по сравнению с «хорошим копом» в виде ее хозяйки, но если выбирать из двух зол — пожалуй, я соглашусь на избиения вместо изнасилования, хоть мой насильник и был слезливой и бранящейся женщиной. Боже, ведь не раз мне твердили: не доверяй никому в Аду! Да, яд радости от Веры запудрил мне мозги, но тем не менее моя голова все это время работала вполне осознанно, так что я тоже виноват. Я был неосторожен и теперь поплатился за это.
Закончив, Вера редко удостаивала меня взгляда; когда ее конвульсии прекращались, она слезала с меня и приводила свои одежды в должный вид. Сегодня она напоминала героиню старых фильмов, где муж и жена спят в разных кроватях: на ней была надета ночная рубашка невероятно благопристойного вида, которая закрывала ее длинные ноги, а вместе с ними и весь ужас меж ее ног. Она была и Миной Харкер, [43]и Дракулой в одном лице; викторианской девственницей и существом из темноты.
— Вера. Вера, поговори же со мной.
Было трудно говорить нормальным голосом после всей боли, которую я испытал, но я боролся за свое выживание.
— Почему все должно быть именно так? Из-за того, что я посмотрел в театре на ту женщину? Я просто подумал, что это моя знакомая. Это никак не связано с тобой.
— Никак не связано со мной, — ее голос звучал мрачно, а слова — жестоко. После ежедневного нападения на меня она всегда становилась такой. — В этом вся проблема. Я хотела, чтобы тебя волновала только я. Чтобы ты смотрел только на
Я пытался разговорить ее, объясниться, сделать хоть что-нибудь, лишь бы она пошла на контакт. Я понимал, что она уже теряет интерес ко мне. Ее жуткий гнев, ее почти драматическое отношение к моей «измене» начинали остывать, но я все равно не был настолько глуп, чтобы представить, что после всего этого она просто меня отпустит.
— Послушай, мы же можем начать все сначала!
Она даже не подумала ответить, лишь покачала головой и соскользнула с кровати, а затем вышла из комнаты, ее голые ноги зашелестели по каменному полу. Белль, которая теперь всегда сторожила комнату во время припадков безумия Веры, презрительно посмотрела на меня.
— Ты скоро надоешь ей. Может, она отдаст тебя в мое распоряжение. Я сверну тебе шею, как цыпленку, и тогда ты точно никому не причинишь вреда.
Я ничего не ответил, но задумался, к чему приведет сломанная шея в таком месте. По-видимому, это меня не убьет, так как, насколько мне известно, в Аду никто не умирает, но и особо приятным опытом это тоже не станет — особенно если меня бросят в какую-нибудь мусорную кучу или сожгут, чем они обе мне угрожали. Не говоря уже о том, что, когда моя душа окажется на станции выдачи новых тел, служители Ада заметят, что надо мной мерцает нечто вроде нимба. От Ламех я узнал, что уничтожение моего демонического тела не освободит меня от этих кошмаров. Если я не сумею сам покинуть Ад по той тропе, которую подсказали мне Темюэль и ангел-хранитель Ламех, я останусь здесь навсегда.